отрывом. Значит, мама, всё-таки, любила пожилого отчима. После смерти отца прошло много лет…
Ляля с бабушкой тогда очень помогли. Если бы не эти два шустрых ангела, что бы он делал – подумать страшно.
Маринка на похоронах отсутствовала. Её сельская родня вымирала большими пачками, и она как заводная моталась на загородные похороны.
С Харитоныча толку было ещё меньше. Он ушёл в запой недели на две, в связи с чем харитонью подъезд не нюхал полторы декады…
После маминой смерти Юрик резко повзрослел, а значит пропасть между ним и Лялей увеличилась.
Ляля продолжала учиться в школе, а он, поступив на вечернее отделение филфака, сразу принялся пахать, как очумелый. Во-первых, чтобы забыться, а во-вторых, деньги были нужны. От армии долго отмазываться не пришлось – у Юрика в детстве была астма.
Когда пришли лихие девяностые, то бишь 1991-й год, Юрику стукнуло двадцать, а Ляле пятнадцать. К тому времени Ляля стала дичиться его, ну прямо как манерная смольнянка. То ли действительно профессорских кровей оказалась, то ли ещё что.
Бабушка, конечно, удивлялась больше всех…
На момент распития Лялей харитоновки с последующим переходом на мамину мемориальную койку шёл уже год 2006-й. Кого же она грохнула, а главное – зачем?
Причина могла крыться в любовных муках: ведь Дуремар давненько её бросил. Свалил себе в Голландию, якобы, на стажировку, и – тю-тю!
Нет, она, конечно же, одна не куковала. Её съёмная квартира ни в коем разе не напоминала келью.
Юрик как-то раз, чисто по-дружески, спросил, мол, с кем живёшь-дружишь.
Ляля ответила, что ни перед кем отчитываться не собирается, тем более что он всё равно женат и болтается по Москвам в своё удовольствие. На последних словах был сделан особый акцент.
Накой вообще ему сдалась эта Москва? Питер истошно сигналил и гнал на выход – да.
Сигнал был мощный, никто не спорит, но ради любви и не на такое кладут с прибором. А он, получается, сдрейфил, уступил подругу первому встречному. Надо было срочно действовать, дабы не профукать новый шанс. Может быть, последний…
На часах было десять утра. Пять минут назад исповедовалась Ляля.
Исповедь сопровождалась примерно тем же количеством соплей, что и накануне вечером. Стало ясно: дело тухляк. Ляле реально светили пятнадцать лет. Юрик решил времени не терять. Для начала снял с головы Харитоныча 'дохлого зайца'.
Ради этого пришлось расстаться с двадцаткой баксов и с любимой красной бейсболкой. Причём, с условием, что бейсболку он назад уже не получит.
Кирзу с телогрейкой достать было проще.
У Маринки в комнате бедлам творился – ах! Помимо всего прочего, там находились вязанки дров (2шт.), пружинные матрацы стопкой (5ед.), а также два мешка соли, кубометра четыре спичек, целый угол мыла хозяйственного и т.п. Под 'и т.п.' надо понимать два морских бушлата, восемнадцать тельняшек, штук пять телогреек, валенки и сапоги без счёту, а также два рулона грубой ткани – непонятно накой.
После маминых похорон Юрик, имевший в собственности три комнаты, решил уплотниться в пользу Маринки. Если бы не Маринка, кто знает, добралась ли бы мама тогда до больницы. Может быть, упала бы прямо на улице. За Маринкин подвиг ей полагалась премия, которую она и получила в форме домашней молельни. В отданной ей Юриком комнате высился картонный иконостас.
За такое несусветное благородство Юрику тоже кое-что полагалось, а именно: свой ключ и право неограниченного входа в Маринкины владения. Харитонычу такие льготы и во сне не снились…
Свалив театральный прикид у Лялиных ног, чтобы видела, как идут мероприятия по её спасению, Юрик накормил подругу Маринкиной кашей из ложечки и отправился на кухню – распоряжения давать.
Согласно этим распоряжениям, Маринка целый день никого не впускала в квартиру, а Харитоныч матерился дурным голосом.
Цель пугающих манёвров: не дать кому-либо из посторонних увидеть Лялю хотя бы краем глаза.
Сам же Юрик отправился на разведку к месту Лялиного подвига. Адрес был нехитрый:
Богатырский проспект, метро 'Пионерская'.
Любителей пожить на 'Пионерке' мало, но они есть.
Что смущает, так это проблема с метро. В остальном рай: предприятий почти нет, дыши по самое 'хватит'.
Переселившись в этот рай, Ляля сначала дико радовалась. Её не пугала даже депрессия, в которую могли вогнать одинаковые серо-бежево-коричневые коробки.
Сейчас ведь все строят по-разному. Бывает, что и аккуратно, а бывает, что новый дом прямо с первых дней смахивает на старый сарай.
Теперь о том, что конкретно заставило Лялю бросить хоромы на Лиговке и переехать в этот сомнительный рай. Вы не поверите, но всему виной благородное происхождение.
Отслеживая Лялины поступки, Юрик всё больше убеждался, что подруга истинная аристократка, по крови. А иначе как объяснить такую непрактичность? Благородные девицы девятнадцатого века полагали, что творог получают из вареников.
Благородная дурёха Ляля думала, что сможет в одиночку делать бизнес.
С работой у неё было не ахти. Училась она на вечернем, как и Юрик в своё время, чтобы днём работать зоолого-ботаником.
Вспомнив кой-какие советы Юрика, Ляля подалась и на японо-курсы. Окончив их с отличием, стала гидом подрабатывать. Но в те времена с гидованием уже назревала проблема, иностранцев на всех не хватало.
В Питере в начале 1990-х творилось примерно то же, что и в Москве. Белый Дом всех иностранцев на уши поставил и надолго отбил охоту путешествовать по СНГ. В то смутное время Юрик и сам, временно забросив гидование, трудился в московском Посольстве Японии в качестве клерка.
Не удовлетворившись гидованием, Ляля родила ещё одну идею, масштабы которой не укладывались в рамки логики. Теоретически идея выглядела неплохо: имея пять комнат на Лиговке, любой человек в то нелёгкое время сдал бы их, а сам переселился бы в бетонную трущобу. Но благородным девицам в такие дела соваться не стоит. Новый район, новые соседи, что может быть страшнее для одинокой девушки! Однако Ляля никого не слушала. Сплавив бабушку в деревню, она начала свой бестолковый бизнес.
Юрик приблизился к дому, где Ляля стукнула соседа-пьяницу по голове, якобы табуретом. Учитывая хрупкое телосложение преступницы, верилось в такое с большим трудом. Может быть, она его ножом пырнула?
Старушек-информаторш у подъезда не было, так что отставалось идти в ЖЭК. Юрик повертел головой, но следов жилконторы не обнаружил. На поиски ушло полтора часа.
Войдя, наконец, в помещение ЖЭК*а (или РЭУ, или ЖЭУ, или ДЭЗ – как сейчас правильно, кто его знает), Юрик искусственно закашлялся, дабы привлечь к себе внимание. Но внимания на него никто не обратил, из чего можно было заключить, что в микрорайоне всё спокойно, труп пока не обнаружен.
Простояв с полчаса незамеченным, Юрик, наконец, не выдержал и пошевелил плечом густую массу плотников, водопроводчиков и слесарей, дожидавшихся заявок. Он приблизился к диспетчерше максимально: меж их носами не осталось и полуметра.
– Куда лезете, мужчина?!
– Мне только спросить…
– Ой, не морочте голову! Вы что, не знаете, когда приёмные часы?!
– Да я в эту квартиру достучаться не могу! Вот, поглядите! Сами вызвали, а сами дверь не открывают!
Юрик сунул диспетчерше бумажку с Лялиным адресом. Специально вывел крупно, чтобы как следует прочла. А чтобы его самого не запомнили, нахлобучил 'дохлого зайца' пониже.
Диспетчершу адрес не впечатлил. Она даже не спросила, кто он, почему в ушанке летом и почему,
