собственно, ломится в данную квартиру. Порядок! Значит, обстановка действительно спокойная.
'Ой, не морочьте голову!' прозвучало как амнистия.
Теперь оставалось узнать, существовал ли труп на самом деле. Из Лялиной несвязной болтовни вовсе не следовало, что человек умер. Упал – да, почти замертво – да, но пульс ему никто не щупал.
Самая большая сложность заключалась в том, что жертва знала Юрика в лицо. Потому он и решил, заделавшись рабочим, попытаться заглянуть в окно на пятом этаже. Для этого пришлось вступить в преступный сговор с местными малярами.
Вопрос: зачем панельным домам подкраска наружных стен?
Ответ: во-первых, не стен, а междупанельных щелей, а во-вторых, не подкраска, а замазка. Дома ведь не просто стоят, они всё время вибрируют. Щели меж панелями, как результат, неуклонно расширяются.
Ко всему прочему, многоэтажные махины распирает изнутри несметное количество жильцов, набившихся, как сельди в бочку. Отсюда и зазоры. Зазоры желательно всё время смазывать вонючей серой дрянью, а то дом окончательно рухнет…
В такую версию трудно поверить на трезвую голову, но жэковские маляры просыхают редко, так что подбить их на замазку щелей никакая не проблема.
Облегчив карманы ещё на двести баксов (Город-Таможник не дремал), Юрик получил не только люльку и ведро с раствором, но и необходимый тренинг, и грамотных ассистентов.
Глава 13.
'Розовый террор' Качаясь в люле ради Ляли (так и поэтом недолго стать!), Юрик думал только об одном: не уронить бы кому-нибудь на голову ведро. Ему вовсе не улыбалось загреметь на нары вместе с дорогой подругой…
Окон у Ляли было два, комнатное и кухонное. В комнате покойника не было.
Пришлось изловчиться, немного поёрзать, подтянуть канаты и, рискуя жизнью, добраться до кухонного окна.
Зрелище потрясало степенью садизма. Труп распивал спиртные напитки в компании таких же, как и сам, шарахнутых. И не факт, что именно табуретом. У двоих алкашей шрамы были застарелые, а третий светил свежеполученным фингалом. Но то была не Лялина работа. Ляля про вторую жертву ничего не говорила.
Стало ясно, что подруга туда больше не вернётся. Некоторое время поживёт у бабушки. Маршруткой оттуда до центра рукой подать. Минут сорок, не больше.
Вернувшись из разведки, Юрик заявил, что сам спакует Лялины вещи по списку и привезёт.
Но Ляля почему-то рвалась на место преступления. Оказалось, её грызла совесть.
Она не успела расплатиться с хозяйкой за последний месяц.
Лялина квартирная хозяйка не бычьё, как многие квартиросдатчики, а, наоборот, интеллигентка. Бывшая балерина лет шестидесяти.
Юрик видел это скорбное личико и вечно заплаканные глазки. У балерины была старуха-мать, а мужа сто лет как не было. Единственный сын, и тот уехал в Америку, где надрывался, вкалывая зубным техником. В общем, история гнусная.
Балерина всё время хныкала, а Ляля её жалела.
– Падаль от падали не далеко падает!
Так начинала хныкалка очередную повесть о негодяе-сыне, бросившем её, скорей всего, навеки, о хамке-невестке, чинившей препятствия для её переезда в Америку, и о падали-муже, от которого тридцать лет назад народился падаль-сын.
Всего этого можно было не выслушивать, так как от падалей хозяйке перепали три квартиры, коими она успешно жонглировала.
Но Ляля покорно внимала этому бреду, сочувствовала и, конечно же, пыталась помочь. Она помогала балерине из человеколюбия. И из любви к балету. Колобка-Лялю в детстве не приняли в балетную школу.
Разница между деньгами, которые Ляля выручала за пятикомнатные хоромы и суммой, которую она платила балерине, была огромной, почти тысяча долларов в месяц. На такие деньги можно было страшно кайфовать. Но из-за Лялиной дикой щепетильности львиная доля перепадала хныкалке. Квартира была страшно запущена, а Ляля жить в трущобе гнушалась. В общем, затянувшийся ремонт съедал почти всю разницу.
Будь Юрик на Лялином месте, балерина за последний месяц ни фига бы не получила.
Но Ляля продолжала сокрушаться, не хотела, чтоб и её назвали падалью. Юрику в итоге пришлось смотаться к старой жульнице с деньгами.
Ляля коренная петербурженка, лакомый кусочек для приезжего маньяка. Юрик и себя причислял к таким маньякам. Кто-то мечтает о Москве, а кому-то только Питер подавай.
Но перед тем как сделать Ляле предложение, надо было привести в её в нормальное состояние, а это было не так просто. Да и со своими чувствами разобраться не мешало…
Жениться во второй раз ещё страшнее, чем в первый. Мало того, что свой гадкий опыт имеется, так, в придачу, волнует мысль, не изгадилась ли будущая супруга. С кем якшалась кандидатка до того, какие гнусные привычки приобретала, все эти раздумья граничат с паранойей.
Хотя, если честно, Юрик был уже давно свободен от паранойи. Годы жизни с Изольдой даром не прошли, он морально закалился, и ему уже было всё равно, с кем до него якшалась Ляля. Даже её мужиковатая подруга больше не волновала. По нашим временам сделаться бисексуалом два пальца об асфальт, были бы условия.
Насчёт однополых связей Юрик имел несокрушимую уверенность: они недолговечны.
Как-то раз ему пришлось работать с группой американских лесбиянок. Натерпелся – не то слово. Партнёршами американочки менялись каждый день. Больше того, они самовольно переселялись из номера в номер, не считая нужным докладывать в рисэпшен.
Эта чехарда действовала на мозги не только Юрику, но и горничным. Платить за разбитые графины, вырванные с корнем розетки и прожжённые сигаретами кресла барышни отказывались.
– Это не я! Это было сделано до меня! Вчера!
Гостиничный режимник пенился.
– Если ты не в курсе, кто у тебя где живёт, то ты не переводчик, а говно!
Не ограничившись бардаком в номерах, лесбиянки преподнесли сюрприз лично Юрику.
Устроили ему прощальный эксклюзив. Уже перед самым вылетом на родину, на подъезде к Шереметьево, дебелая турлидерша розовых барышень, обладательница чёрного пояса по каратэ, заявила, что хочет попрощаться с русскими берёзками.
Барышни высыпали из автобуса, помчались в сторону рощицы, и Юрика прихватили.
Окружили его эти кикиморы в лесочке плотным кольцом и стали ужасы на себя наговаривать. Мол, у них в Америке есть обычай по весне мужчину в жертву приносить. Ничего не сделали, но в автобус он вернулся с дрожащими коленками…
Террор, устроенный розовыми барышнями, Юрик с большого временного расстояния не очень осуждал. Ну, резвились девчата, ну, шутковали. Сейчас у него в голове свой террор вызревал. Тоже розовый, но против Ляли. Ему хотелось перед свадьбой забросать подругу розами, красиво, как в кино. Но чтобы та не сразу догадалась, от кого цветы. А то заранее перепугается и не станет замуж выходить.
Морально Юрик к свадьбе был давно готов, но хотела ли этого Ляля?
