— Он уже умер.
— Жалко. А наука проходит по твоему министерству?
— Так точно. По моему-с. А что?
— Так что же ты, сук-кин сын, позволяешь у себя в учебниках писать?
— А что-с?
— Смотри, негодяй!
Гитлер открыл хрестоматию:
— Видишь?
— Где-с?
— А здесь. Читай: что написано?
— Написано: «Четыре времени года: весна, лето, осень и зима».
— Зима? — подозрительно посмотрел Гитлер на Геббельса.
— Так точно-с… зима… А что, разве…
— Идиот! Немецкий мальчик посмотрит в хрестоматию, увидит слово «зима», и ему в голову полезут всякие вредные мысли: дескать, Наполеон, поход в Россию, поражение и так далее… некрасиво! Так?
— Так точно.
— Прикажи выбросить.
— Кого-с?
— Зиму. Пусть пишут не «четыре времени года», а «три времени года». Благонадежным немцам совершенно достаточно трех времен года: весна, лето и осень. Просто, но мило. А зима — совершенно лишнее. Убрать!
— Слушаюсь.
— Ступай. Да, подожди. И еще, это самое… Распорядись, чтобы сны немецкому населению показывали более приятные. А то все убитые да убитые… три миллиона убитых. Некрасиво! Это может навести немецкое население на дурные мысли… А я этого терпеть не могу.
— Слушаюсь.
Оставшись один, Гитлер на цыпочках подкрался к книжному шкафу, достал том энциклопедического словаря на букву «Н», нашел статью «Наполеон», вырвал ее и с наслаждением бросил в камин. Глаза его дико блуждали.
1941
Зеркало, или Новогодние гадания в новой имперской канцелярии*
Над Берлином стояла страшная, непроглядная новогодняя ночь. С Восточного фронта дул ледяной ветер. Старый, 1941 год, положив в свой мешок шесть миллионов убитых, раненых и пленных немцев, собирался в путь.
Стрелка часов показывала без четверти двенадцать. Гитлер бегал по своему кабинету в новой имперской канцелярии и нервно размахивал руками.
— Под Ленинградом бьют, — бормотал он, — под Москвой бьют, под Волоколамском бьют, под Калинином бьют, под Ростовом бьют, под Можайском бьют… Доннер-веттер!.. Адъютант!
Вошел адъютант.
Гитлер остановился перед ним в позе Наполеона и отрывисто бросил:
— Где не бьют?
— Не могу знать.
— Болван!
— Слушаюсь.
— Ступай!
— Так точно.
Гитлер поерошил волосы, вытер со лба холодный пот и снова забегал по кабинету.
— Под Тулой двадцать тысяч, — нервно забормотал он, — под Калинином восемьдесят тысяч!.. Доннер-веттер!.. Адъютант!
Вошел адъютант.
— Гадать!
— Чего-с!
— Я говорю: желаю гадать. Я верю в свою звезду. Я должен написать своим непобедимым войскам новогодний приказ. Я должен приоткрыть своему народу завесу будущего. Понятно?
— Так точно!
— Приготовить все для новогоднего гадания. Желаю гадать, как древний грек: по внутренностям животных. Принести молодого теленка и вспороть ему живот. Ну?
— Никак нет.
— Чего никак нет?
— Теленка никак нет.
— Что? В Берлине нет теленка?
— Так точно. Помилуйте! Где же его взять, теленка?
— Болван! Тогда волоки сюда быка, корову, свинью, барана… Ну? Чего ж ты стоишь с глупой улыбкой? Нету, что ли?
— Так точно. Нету.
— Гм… Может быть, козы есть?
— И коз нету.
— Так. Неприятно. Ну, в таком случае я буду гадать на чем-нибудь другом. Буду гадать не как древний грек, а как древний славянин. Черт с ним! Не важно. Тащи сюда курицу и зерно. Будем кормить курицу счетным зерном.
— Помилуйте! Вашсиясь… — плаксиво сказал адъютант. — Откуда же у нас куры? Откуда же у нас зерно? Ни одной курицы, ни одного зернышка!
— А Украина?
— Все потребили.
— Кто потребил?
— Доблестная германская армия.
— Негодяи! Только и знают, что жрать да жрать! Не напасешься… Скверно. Ну, ничего не поделаешь, в таком случае не буду гадать, как древний славянин, а лучше буду гадать, как древний француз: на кофейной гуще. Давай сюда кофейную гущу. Ну? Чего ж ты стоишь? Гущи нет, что ли?
— Так точно. То есть никак нет. Гуща есть, только кофею нет.
— Дурак!
— Слушаюсь.
— Совершенно нет кофею?
— Ни зернышка.
— Так-с! Печально. Ну, да ничего не поделаешь. В таком случае не буду гадать, как древний француз, а буду лучше гадать, как древний… как древний… Уж и не знаю, что и придумать… Не знаешь, как еще можно гадать?
— Можно еще гадать на картах, — робко сказал адъютант.
Лицо Гитлера побагровело.
— На картах?! — закричал он. — На каких картах? Может быть, на топографических? На военных? Мерси. Я уже гадал. Пошел вон, мерзавец!
— Слушаюсь.
— Постой! А на чем еще можно гадать?
