А больше бычков на креветку,И крал не для милой сырую сирень,Ломая рогатую ветку.Сирень хороша для рогатки была,Чтоб, вытянув в струнку резинку,Нацелившись, выбить звезду из стеклаИ с лёту по голубю дзынкнуть.Что голуби? Аспидных досок глупей.Ну — пышный трубач или турман!.С собою в набег не возьмешь голубейНа скалы прибрежные штурмом.И там, где японский игрушечный флагТрепало под взрывы прибоя,Мальчишки учились атакам во флангИ тактике пешего боя.А дома, склонясь над шершавым листом,Чертили не конус, а крейсер.Борты «Ретвизана», открытый кингстонИ крен знаменитый «Корейца».Язык горловой, голубиной поры,Был в пятом немногим понятен,Весна в этот год соблазняла дворыНе сизым пушком голубятен, —Она, как в малинник, манила меняК витринам аптекарских лавок,Кидая пакеты сухого огняНа лаковый, скользкий прилавок.Она, пиротехники первую третьПройдя по рецептам, сначалаПросеивать серу, селитру теретьИ уголь толочь обучала.И, высыпав темную смесь на ладонь,Подарок глазам протянула.Сказала: — Вот это бенгальский огонь! —И в ярком дыму потонула.К плите. С порошком. Торопясь. Не дыша,— Глядите, глядите, как ухнет! —И вверх из кастрюль полетела лапшаВ дыму погибающей кухни.Но веку шел пятый, и он переросТеррор, угрожающий плитам:Не в кухню щепотку — он в город понесКомпактный пакет с динамитом.Я помню: подводы везли на вокзалКакую-то кладь мимо школы,И пятый метнулся… (О, эти глаза,Студенческий этот околыш!)Спешил террорист, прижимая к бедруГранату в газете. Вдруг — пристав…И ящиков триста посыпалось вдругНа пристава и на террориста.А пятый уже грохотал за угломВ рабочем квартале, и эхоХлестало ракетами, как помелом,Из рельсопрокатного цеха.А пятый, спасаясь от вражьих погонь,Уже, непомерно огромный,Вставал, как багровый бенгальский огоньИз устья разгневанной домны.И, на ухо сдвинув рабочий картуз,Пройдя сквозь казачьи разъезды,Рубил эстакады в оглохшем портуИ жег, задыхаясь, уезды…