Dolce&Gabbana.
– Пожалуй, ты права, – улыбнулся Сергей и задумался. – А ведь я так люблю женщин в красивых черных платьях. Я подумаю, что можно сделать.
Через несколько дней мне пришла эсэмэска: «Мы идем в оперу. Надень свое любимое платье».
После незабываемого вечера, когда в окружении прекрасных дам и не менее прекрасных кавалеров мы слушали Анну Нетребко и целовались в антракте, практически ни одно наше свидание не обходилось без маленького черного платья. Я поняла, что дело было не в месте и не в городе, просто раньше у меня не было спутника, рядом с которым я чувствовала бы себя хорошо в вечернем платье и на высоких каблуках.
И все-таки что-то шло не так. Что-то необъяснимое было в этом сдержанном, очень сдержанном молодом человеке, закрытом на глухой амбарный замок от посторонних взглядов и вопросов. Сначала я, ослепленная общим великолепием происходящего, даже не обращала на происходящее особого внимания, но вскоре поняла – мы были вместе и в то же время каждый сам по себе. Казалось, Сергей забывал обо мне, стоило мне закрыть дверь его «Jaguar». Или его «Bentley». Или еще одной из его разных, одинаково новых машин, на которых он приезжал сам или с молчаливым водителем; казалось, он и не собирался увлекаться мной и ни на секунду не подумал о том, чтобы впустить меня в свою настоящую жизнь, ту, где он надевал тапочки, снимая свои дорогие английские туфли.
Об этой жизни мне ничего не было известно, я никогда не спрашивала его, где он живет, чем зарабатывает на жизнь. Из нашего романа – а теперь я была уверена, что у нас роман, – была искусственно извлечена практическая составляющая он удалил ее, как косточку из манго или как пулю из раны; теперь ничто больше не придавало свиданиям тяжести серьезных отношений, и в этом была особая прелесть. Особая прелесть особенного мужчины, который пугал меня своим холодным, непроницаемым взглядом, и однажды я поняла, кого он мне напоминает.
– Доктор Лектор! – прошептала я. – Он похож на доктора Лектора!
– Ммм... ну я тоже не вегетарианка, – пробормотала Катя, – но маньяк-каннибал...
– Понимаешь, он очень умный и какой-то очень страшный. Это привлекает меня, очень привлекает... и в то же время я его немного боюсь!
– Эй-эй, ты там поосторожней, – насторожилась Нина. – Не нравятся мне такие озарения. Что ты вообще о нем знаешь?
– Все вопросы к «Яндексу», – усмехнулась я.
Придя домой, я включила ноутбук, чтобы проверить почту. В ящике было несколько писем от спамеров с предложением стать уже наконец полноценным человеком и немедленно увеличить член, а также виртуальное послание от одноклассницы Ирки, которая жила в Питере и всегда поздравляла меня с праздниками, присылая смешные открытки. Я открыла «Яндекс» и задумалась.
Что мы с «Яндексом» знали о мужчине, который умудрился так плотно занять мои мысли? Имя и фамилия – ничего, кроме кучи ссылок на футболиста-однофамильца. «Ковров то, Ковров это» – скукотища смертная. Адрес электронной почты – найдено ссылок: «0». Умудриться дожить до тридцати и не наследить в «Яндексе»! Существует ли он вообще или это все матрица? И Нео в «Галерее» встретился мне неспроста? Оставался последний шанс – заветные семь цифр, которые многие склонны недооценивать. Номер электронного пейджера ICQ мог раскрыть тайну доктора Лектора!
Мда... Две ссылки. Две маленькие ниточки к разгадке великой тайны! Сергей был членом виртуального шахматного клуба и зарегистрировался на сервере выпускников мехмата. Вот тема его дипломной работы – интегралы какие-то...Что это вообще? Привет от Елены Викторовны – ночной кошмар из последних классов средней школы!
«Привет! Чем занимаешься?» Окошко аськи замигало так неожиданно, что я вздрогнула. Это был он! Доктор Лектор почувствовал опасность и вышел во Всемирную сеть, чтобы меня уничтожить!
«Шарю по Интернету с лупой в поисках хоть какой-то информации о вас, сударь», – подумала я и написала: «Да так... решила поразмять мозги. Мучаюсь тут над решением одного... интеграла!» «Какого? Очень интересно! Покажи-ка!» – ответ от Сергея пришел молниеносно.
Следующие двадцать минут я провела, копируя со странички, найденной поисковиком, кусочки интегрального уравнения и вставляя его в окошко аськи. Страничка была создана для поступающих на мехмат и содержала подробное решение интегрального уравнения – с необходимыми пояснениями.
Ну, не то чтобы я совсем не принимала участия в решении. Сухой, бездушный язык формул и математических вычислений я разбавляла личными комментариями типа: «Ну и я так думаю, если... то...» И добавляла: «Хотя точно не знаю» – что, кстати, было абсолютной правдой.
Наивный Лектор! На этот раз ученица провела его на мякине. Сергей с удовольствием вовлекся в дискуссию и даже... оспорил результат. Настаивать на том, что права я, было бы уж слишком – и я решила уступить победу мужчине.
И хотя я так ничего и не узнала о Сергее, а его пугающая, странная сдержанность по-прежнему ранила меня, как острое лезвие, все-таки в тот день я действительно выиграла – мне удалось по-настоящему его удивить.
Мне было смешно и немного жаль своего доверчивого собеседника. Внезапно меня охватила неуправляемая, безграничная нежность. Кто знает, может быть, нам и не нужно знать все о человеке, кто нам нравится? Может быть, мы – как ежики: сжавшись в клубок, прячем от посторонних беззащитное мягкое брюшко? И чем сильнее мы сжимаемся, тем страшнее нам – страшно открыться, страшно довериться, страшно даже показать другому человеку свои уязвимые места. Потому что мы боимся, что никто не полюбит нас такими, какие мы есть на самом деле – вместе с привычкой немного приврать и спать подолгу в выходные, и есть малиновое варенье из банки ложкой, и напевать в ванной «Забери солнце с собою, оно мне не нужно больше». Может быть, и то, что скрывает от меня Сергей, совсем не так ужасно – вдруг он просто чертовски сентиментален?
Мне так и не удалось найти слабое место моего Каннибала – но кто знает, вдруг я приблизилась к разгадке? Как бы то ни было, мне неожиданно стало легче дышать...
Идеальная фигура Венечки, любимого мужчины Екатерины, при ближайшем рассмотрении также обнаруживала собственные «трещины» и «вмятины».
Каждые двадцать минут Венечке звонила мама, чтобы проверить, в порядке ли сынок. Катя заметила, что для мамочки выделен особенный рингтон – песня «Пошлю его на небо за звездочкой» Лолиты Милявской. Веня был неизменно рад этим звонкам; даже тогда, когда они с Катей занимались любовью, при резких звуках хита женщины без комплексов он чуть привставал и вытягивался в струнку: «Да, мама, я купил тот кефир, который ты мне порекомендовала, и он действительно гораздо лучше!»
Мама Вениамина была для Кати существом телефонным и, к счастью, неосязаемым.
«Мне приснился страшный сон, Венечка, – говорила сыну мама. – Вот стою я на улице, а ты мимо меня идешь с какой-то девушкой. Прошел и даже не поздоровался, как будто ты меня и не знаешь!» Мобильник Вени был в зоне приема напряженного Катиного слуха. «Что ты, мама! Такое полностью исключено!» – восклицал Веня и уходил в соседнюю комнату на полчаса – продолжать предметную беседу.
Лежа в постели среди смятых простыней, Катя безотрывно смотрела в белый натяжной потолок. Отношения Вени с матерью были такими же светлыми, безмятежными и высокими, а Вени с Катей – такими же натянутыми. Катя пыталась представить себя частичкой этой небольшой, но дружной ячейки общества – и не могла. Однако ей так нравились эти простыни!
У Вениамина были и другие слабые места, кроме мамы. О них знали только посвященные, к которым относились: Венин проктолог, домработница и конечно же Катя. Под дорогими шерстяными и шелковыми костюмами сдержанных цветов Веня носил ошеломляющие красные трусы формата «семейные». На трусах были изображены оскалившиеся коты с задранными хвостами.
– Понимаете, это такой... протест! – Катя размахивала руками, изображая протест и котов. – Вене постоянно приходится себя сдерживать, его жизнь – сплошные ограничения, и ему надо где-то расслабиться.
– Я бы расхохоталась, – призналась я, давясь от смеха. – Красные труселя!
– Ну, это, может быть, даже секси... – задумчиво произнесла Нина.
– Признавайся, когда у тебя был секс последний раз? Только длительным воздержанием я могу оправдать то, что ты уже не против красных семейников... – Я не сдерживала иронию.
