– Похоже. На Украине установили цены куда ниже, чем в России, – здесь реформа готовилась, а там Кравчук сразу же-лал показать, «як гарно жити без москалей»… Причем ввели купоны, реальная покупательная способность рубля на Украине оказалась вдвое ниже, чем в России, а по «безналу» они шли – один к одному! Ты представляешь навары?!
– Получается, только перевести деньги из Украины в Россию – и они увеличиваются вдвое!
– Или «безнал» – в «нал»! Это даже не кино было, это был концерт по заявкам! Вот тут я и начал «гонять»… И закончилась бы моя гонка дыркой в башке, если бы не Кришна…
– Кришна?
– Ну да. Товарищ отца. Как-то позвонил мне – я купил себе квартирку небольшую…
– А на большую, что, – денег не было?
– Времени. Да и деньги – все крутились…
– А что это у него за кличка такая?
– Из-за подписи. Константин Кириллович Решетов. И когда ставил он свой росчерк на листе, получалось в аккурат – КРШН. Кришна, короче. Одно время, по молодости, как он плехановскую академию закончил и финансами стал заниматься в каком-то закрытом отделе Внешторгбанка, его прозвали сначала Решкой – от Решетов, потом Орловичем – так сказать, оборотная от Решки, потом уже устоялось – Кришна. Созвонились мы с ним, переговорили… О моих успехах он был, в целом, наслышан… Но резонно заметил – сколько веревочке ни виться, а войду я в орбиту криминала и тогда… Да я и сам чувствовал: могут быть проблемы. Которые в нашей стране со времен оных разрешаются просто: есть человек – есть проблема, ну а нет – так и нет…
Кришна предложил работать вместе – у него, так сказать, «под эгидой» изрядные капиталы «без ратного дела» застоялись, и люди, ими обладавшие, хотели вкладывать их пусть без большого «подъема», но и без значительного риска. На перспективу, так сказать… Связи и возможности у Решетова были не чета моим…
Я для дела подходил и знаниями, и накатом, а мою неумеренную рисковость в некоторых вопросах Кришна пообещал сдерживать… Поинтересовался здоровьем отца – он тогда как-то резко сдал – и попросил не афишировать перед ним наши контакты…
– Ты же говорил – они дружили…
– Какая-то кошка между ними все же пробежала, какая – я уточнять не стал;
Решетов был лет на пятнадцать помоложе отца, был когда-то вроде в его подчинении, а там всякое бывает. Да и предложение было стоящее, в подробности его распрей с отцом вдаваться просто не хотелось, да и крутость отцовского характера была мне известна… Я согласился. А через несколько дней отец умер.
– От чего?
– Острая сердечная недостаточность. Легко умер, во сне, с ним виделся за пару дней до этого – заезжал домой, привез кучу каких-то лекарств, фрукты…
Отец поставил тогда оперу Римского-Корсакова, ее очень мама любила, сказал вдруг: «Скучаю я без нее. Уже сколько лет прошло, а скучаю. Ничего, скоро свидимся…»
Я начал что-то лепетать – мужик-де он крепкий и еще сто лет проживет, – отец оборвал меня взглядом… Знаешь, так бывает: вся сила из тела вроде уже ушла, а в глазах, во взгляде – осталась. Несокрушимая.
Посидели молча, музыку послушали… Потом отец встал из кресла – руки тряслись, хотел ему помочь, он отослал:
«Можешь жить – живи, не можешь – уходи. И не мешай ты мне, пожалуй…»
Вышел в соседнюю комнату, вернулся – с перстнем…
– Это вот с этим самым?
– Да. Рассказал историю. Перстень тот оказался антикварным: Дороховы, я тебе скажу, старинная дворянская фамилия… Один из пращуров отличился в войне двенадцатого года, был жуткий повеса и шалопай и стал вроде даже прототипом для толстовского Долохова из «Войны и мира». Другой родственник – Руфин Иванович Дорохов, воевал вместе с Лермонтовым на Кавказе…
– Ух ты!.. Взаправду?
– Семейное предание. Кстати, портрет того, что был повеса, я видел в Зимнем дворце в Питере – в комнате героев Отечественной войны двенадцатого года. Знаешь… На меня похож… Только у него лицо понаглее будет и усы роскошные…
– Не обольщайся. Я уже тебе говорила – от недостатка скромности ты особенно не страдаешь.
– А я вообще ни от чего страдать не хочу.
– Никто не хочет, а приходится.
– Все потому, что главный враг человеку – он сам.
– Ты – тоже?
– А чем я хуже других?
– Успокойся – ты лучше. Просто – лев пустынь! Король джунглей! Заслуженный нырок Черноморского флота!
– Вот это правильно. Правду я готов выслушивать в глаза в любом количестве! Хорошее качество для финансиста, скажи?
– Очаровательное…
– Ну да… Отец принес перстень, попросил, чтобы я его надел, он пришелся мне впору. Отец сказал: «Всегда носи его с собой. Он тебя выручит. Из самой пропащей ситуации». И снова попросил поставить Римского-Корсакова…
– Папа у тебя был склонен к мистике?
– Да нет…
– А ты? Ведь перстень же носишь…
– Знаешь, так получилось, что после нам поговорить больше не пришлось… А все мы время от времени ощущаем вину перед родителями: ведь не так уж и сложно было сделать их жизнь чуточку… счастливее, что ли… Пока они были живы…
Просто – больше внимания, и все… В общем… Да, я ношу этот перстень постоянно. Как он просил. Сначала это меня смущало, было не принято… Потом – все привыкли.
– А сейчас – ив моду вошло.
– Вот именно. А совсем недавно… Совсем недавно я узнал, что камень достаточно дорогой. Вернее – очень дорогой. Чрезвычайно.
– Даже для финансиста?
– Деньги – и в Африке деньги. Раньше мне и в голову не приходило оценивать кольцо – ведь продавать камень я не собирался ни при каких обстоятельствах…
– И откуда узнал?
– От Михеича. Он здорово в камнях разбирается. Да и… Действительно, так может быть. Перстень, по рассказу отца, был подарен какому-то совсем уж дальнему Дорохову, прапращуру, графом Орловым.
– Тем самым?
– Да. И связан был с темной историей вокруг престолонаследия и объявившейся в Италии княжной… Орлов тогда специально, по поручению Екатерины, отбывал в Неаполь, влюбил в себя эту принцессу и привез ее в Россию… На пожизненное. Какова роль в этом Дорохова и правдива ли вообще эта легенда – узнать невозможно. Да и незачем. Единственное, о чем я знаю, – Орлов знал толк в камнях, скакунах и борзых.
– А в женщинах?
– Наверное, да. Только… Что-то мне кажется, ценил он их куда ниже, чем борзых.
– Как знать…
– Да… Как знать…
– А вообще – очень может быть. Мужчины, особенно красавцы, занимающие еще в молодости посты при дворе, нередко так озабочены собственной значимостью, избалованы доступностью окружающих женщин, ослепленных блеском их славы, что сей «предмет» не кажется им достойным внимания…
– Может, и так.
