вагонов, и стоять столбом с двумя баулами… Может, просто бросить этот мешок с «армейским провиантом»? Дудки! Баул – не спичечный коробок, а сейчас все так напуганы террористами и прочими шутниками, что, оставь она сумку посреди перрона, ее догонит первый же дежурный милиционер.
Если, конечно, не сопрут. Это было бы выходом, но не будешь же кричать: воры, а-у-у, а вот кому набор террориста-одиночки, свежесобранный!? Зайца кому, кому выбегайца?!
Лена двинулась в изрядно поредевшем потоке пассажиров. Вышла на привокзальную площадь. Решение у нее оформилось, как только «столбняк» оставил ее и она сделала первый шаг. Все просто: берет такси и-к Гале Востряковой.
Более толкового решения просто не бывает.
Одинцова шла легко и скоро. Казалось, что и мешок стал легче. Кавказцы провожали ее взглядами, покачивали головами, цокали языками – и Лене это не было неприятно. Когда-то она, как все, считала такое поведение «южных людей» вызывающим. Но как-то познакомилась с Ренатой Буровцовой: она родилась и выросла в Тбилиси, отец был военным, прожила там до двадцати лет и – совершенно светлая, русоволосая девчонка – говорила по-русски с едва уловимым грузинским акцентом; такое невероятное сочетание доводило хорошо одетых мужчин из бывших южных республик Союза до такого состояния, что цветы, шампанское и прочие мелкие атрибуты «всэнародной любвы» просто сыпались на Рену дождем. Вернее – майским ливнем.
Познакомились они на курсах моделей. Девушка казалась Лене замкнутой и холодной; зато, когда встречалась с земляками, – просто расцветала: беспрестанно тараторила по-грузински, лучилась улыбкой и была похожа на распустившееся в одночасье теплой ранней весной субтропическое растение. Как-то она призналась о причинах своей хандры:
– Слушай… Здесь так скучно… И на улицах – все словно чужие, никто с тобою не заговаривает, никто не пристает, не знакомится…
Как выяснила тогда Одинцова, в Тбилиси тех времен знакомство на улице было просто знакомством, и ничем больше; тогда же Лена объяснила Ренате, чем может завершиться такой вариант в Москве. Да она и сама быстро все схватывала…
Одинцова подошла к стоянке, решив, что сядет только в такси, и никак не на частника. Машина не замедлила себя ждать. На то, что выкатилась она «не в очередь», Лена, занятая своими мыслями, внимания не обратила.
Таксист помог уложить сумки в багажник, улыбнулся, приподняв баул:
– Золото везете?
– Не-а, – улыбнулась в ответ Лена. – Бриллианты!
– Люблю состоятельных клиентов! А то – помельчали: все баксы да баксы, да и те – «дипломатами», никакого размаха!
– Что поделать – кризис, – поддержала шутку Лена. Уселась на заднее сиденье. Наморщив лоб, попыталась вспомнить адрес Галиной фирмы и не смогла.
Вернее, она его и не знала никогда – память девичья, а когда случалось брать «мотор», просто подавала водителю визитку. А визитка та осталась у Сергея. А вот где он?..
– С мужем уже развелись? – продолжал шутить шофер.
– Да нет, – ответила Лена «на автомате».
– А жаль. Я бы сразу приставать начал. С самыми серьезными намерениями.
Такие красавицы ко мне подсаживаются нечасто. Так далеко едем?
– Вы знаете, адрес я не помню… Я визуально знаю… Офис в переулке, за Никитскими, знаете, улочка, там еще церквушка… Можно по Тверскому подъехать…
– Разберемся!
Водитель тронул машину:
– Так как насчет знакомства?
– Даже не знаю.
– Почему?
– Ошарашена вашим обаянием.
– Еще бы! Меня зовут Лешей.
– А меня – Клеопатрой.
– Клепа, значит? Ну, сегодня день сюрпризов! Я с утра возил знатного смородиноведа – Тутанхамона Семеныча Подкопаевского.
– Да? И – далеко?
– Известное дело – на съезд смородиноведов и смородинолюбов стран СНГ.
Интеграция, знаете ли… Анекдот такой есть… Приезжает чукча…
Лена слушала треп молодого парня-водителя расслабленно и даже была благодарна… Все, что было и в Лазурном, и это исчезновение Сережи Дорохова, пока она стояла там, на перроне, все это переросло в жуткую, паническую тревогу… Да и пока шла к автостоянке… Ей все казалось, сейчас ее задержат, потом – каталажка или еще чего похуже… И искать-то ее никто не станет – для Гали и остальных она – на отдыхе у моря… Пройдет несколько дней, а то и неделя, прежде чем…
Сейчас, видя из окна мчащейся машины привычные московские улицы, людей, спешащих по своим делам, слушая анекдоты водителя-весельчака, предвкушая встречу с умной и деятельной Галкой, которая быстро все расставит по своим местам, примет решение… И главное – сумеет его выполнить: мужчины, работающие в ее странной турфирме, особым многословием не отличались, но Лена всегда чувствовала в них людей действия…
В машине Одинцова оттаяла, прикрыв глаза, отдыхала, улыбаясь историям, которые водитель сыпал одну за другой… Она не обратила внимания, что машина замедлила ход, вильнула к обочине, замерла.
– Что-то случилось? – спросила она шофера, но тот сидел молча.
Дверцы открылись сразу с обеих сторон; два здоровых парня в плащах стиснули девушку, один крепко перехватил руки, другой выверенным движением заклеил липкой лентой рот.
– Поехали! – приказал он водителю. Автомобиль развернулся и устремился от центра Москвы. Лена не могла ни кричать, ни сопротивляться. Только чувствовала, как по щекам сбегают теплые солоноватые ручейки… И улицы Москвы, всего минуту назад казавшиеся шумными, энергичными, полными жизни, теперь, сквозь завесу слез, были всего лишь мутным немым миражом.
Глава 53
Сначала я просто не понял, где нахожусь. Потом почувствовал саднящую боль во лбу, которая медленно и неотвратимо разлилась на всю левую половину головы.
Осторожно дотянулся рукой до источника боли и сразу пришел в себя – она стала дергающей, как удар тока, а рука ощутила сгусток запекшейся крови и что-то острое… На ощупь исследовал половину головы и обнаружил… щепку. Не долго думая, дернул и вытащил. «Бревно» оказалось преизрядным; кровь заструилась по лицу, заливая глаза, боль запульсировала, и я перевел дух: голова цела, осталось собрать размазанные изнутри по черепушной коробке мысли. Вместе с мозгами.
Попробовал пошевелить руками, ногами, потянуться. Вроде все цело. Привстал на четвереньки, почувствовал боль при дыхании – видно, пара ребер все же не выдержала потрясений. Ну да это ничего: во-первых, ребра хороши тем, что зарастают сами, а во-вторых – это единственная кость в теле, в которой, по уверению врачей, мозга нет, Значит, болеть особенно нечему.
Моему противнику повезло меньше. Вернее – совсем не повезло. Он лежит, уставясь неподвижными зрачками в беззвездное низкое небо. Затылок раздроблен обо что-то; по крайней мере, этот мастер смерти не опасен уже никому.
Тревога пришла вместе с болью. Если боевик был в поезде не один… Лена.
Стягиваю с противника куртку: одет я слишком легко. Нашлись у него и деньги, «перышко» отличной немецкой стали и два «тишака» с шестью запасными обоймами. Встаю во весь рост и оглядываюсь. Километрах в двух перемигиваются огоньки. Делаю шаг – и падаю. Нет, слава Богу – это не перелом и не вывих, иначе я бы шагу не ступил, просто растяжение. Расходится. Осторожно ступая, прихрамывая, бреду к огонькам. Если уж мне начало везти, так хорошо бы до последнего – тьфу, крайнего! Прорвемся! Бог не выдаст – свинья не съест!
Обманчивая перспектива сыграла со мною шутку: до деревеньки было не две, а все пять верст. Или –
