риску-то и поменьше. Потому как – порядок. Ну и казаков собрали, а то как же – татары, те за своих горой, казакам – тоже треба… И над правлением поселковым, и над отделением милиции – два флага: российский и казацкий. Своя земля, стало быть, самим и сберегать, и порядок хранить. Взять тот же рынок. Базар, значит. По субботам из Приморска, и из района – продавцов валом… Года четыре назад и рэкетиры какие-то объявились. Тогда без «пушек» – с ножами да цепями. Морды здоровые, наглые… Ну, покрутили их, нагайками отходили – мало не показалось.
Эти больше не появились. А два там заядлых оказалось. Сильно заядлые, мать их… Приехали как-то снова, на «жигуленке», да выцепили двух парней, да порезали… Одного – насмерть. А у самих – стволы, да не какие-нибудь, а «калаши», у милиции тогда еще таких не было. А куда с нагайкой на ствол?
То-то… Так и уехали ухарями: сам Назаренко к родне в Первомайскую отъезжал, а молодые лезть с «поэмами» против «калашей» заопасались. И правильно: тут по уму все надо. Не с кондачка.
Ладно, значит, не хотите добром – давайте по закону. Семен Назаренко настроил отцову еще двустволку – немецкую, трофейную, на сто пятьдесят метров утку доставала! – взял двух сержантов да рядового, да в другой базарный день на дорогу и выехал. А дорога тут благо одна.
Решил правильно: заядлые те приехали, успех, так сказать, закреплять. Да еще и на двух машинах: одна – «восьмера», с тонированным стеклом, самый шик по тем временам…
И на базар, и-ну хозяевами ходить; да и чего не ходить: казаки, те глаза прячут, а милиции – никого. Обратно двинулись, взяв с торговых, с кого что, хоть тогда и не богато было… Зато показали, что хозяева. А для Семена Назаренко что главное: что «споличное» налицо. Прибежал до него пацаненок его, Васька, доложил: дескать, приезжие те и деньги брали, и товаром, и при стволах они, не особо и прятали: у одного под полой «калаш» бесприклад ный, десантный, так и висел стволом вниз. А значит, что имеем? Бандитизм имеем – это раз.
Вооруженный разбой – это два. Ну, может, и не совсем разбой – да это как повернуть… А то свел бы все это хитрый адвокатишка к пьяной хулиганке – кому это надо? Станице уж точно не надо.
Едут, значит, эти артисты-куплетисты обратно навеселе: взяли станицу, чего ж не расслабиться! А Семен Назаренко даром, что ли, в пехоте служил: людей своих грамотно затаил да окопаться заставил, да у всех – двустволки;
«Макаровы», те на «добой» хороши; против «Калашниковых» просто пукалки, и все.
Да еще на дороге.
Подъезжают, а Семен загодя «колючку» самодельную расстелил, – кузнецы на хоздворе сковали, – пост вроде оборудовал, да при посте – нету никого. Отошел, мабуть, служивый по малой нужде… Эти тряханутые и не забеспокоились даже: пост и с утра уже был, и стоял там зачуханный мальчонка-рядовой, вроде как для проформы.
Остановились да давай в гудки гудеть в четыре руки. Дверцу одну распахнули: оттуда музон орет, им и самих себя не слыхать… Видно, решили послать кого помоложе палку шлагбаумную двинуть, не дожидаться ментика… Ну и он, Семен Назаренко, дожидаться не стал: хлестанул жаканом по переднему ветровому из обоих стволов. Следом – «второй нумер», сержант Стецко, дальше – Ванятка Гуров, даром что кацап, а вторую машину – в решето, дальше – Малышев Витя, который рядовой, дальше – сам Семен, по новой… Полоскали их в жакане да картечи в аккурат по-хорошему минут десять, что кабанов в загонке… Затихли, перезарядились, да контрольный залп: сразу дуплет из восьми стволов по первой машине, снова тихо, и – такой же дуплет по второй. Не «жигуленки» стали – чистое решето. Тут у второго и бак рванул. Ухнуло знатно. А первый – ничего, стоит.
И «Макаровых» черед наступил. Семен пошел сам, да со Стецком: казак поопытней кацапов станет. Да и духом покрепче. Подошли. В негорелой машине – пятеро. Трое – готовы, двое – раненые. Назаренко и прописал им «лекарство» из того «Макарова». Чтобы уже не бедокурили. Никогда.
Потом – дело завернулось. Дескать, противозаконное применение оружия и такое прочее. Хотя Семен, не будь дурак, шмальнул из ихнего «Калашникова» на воздух, и бойцы его подтвердили: дескать, первыми бандиты палить начали, а капитан, тогда – старлей Назаренко, как полагается, даже предупредительный из табельного пистолета отстреливал… И хотя этому никто не поверил, а закон, он бумагу любит… А на бумаге все складно записалось. Как говорил еще в семидесятом в учебке майор Горчишников: «Что для милиционера главное оружие?
Бумага. Больше бумаги – чище жопа!» Времена хоть и переменились, а бумага по-прежнему терпит многие задницы.
А там – уже такое началось – и в Абхазии, и в самом Приморске, да и по стране… И закрыли дело то. А почет от земляков остался. И не только от них. К Семену Назаренко уже подъехали люди, и с уважением: дескать, так и так, давай думать, как и вам хорошо, и нам – при деле… Поделились, и всем от того – прибыток. Хорошо. И станица застраиваться стала – благо спокойно тут, и климат многим приятный и полезный; и казаки, и татары – справно живут. А раз так – то чего и не жить? Вот только баба ворчит: горилку, дескать, пить он, Семен, стал крепко. А чего ж не выпить, если и стол хороший, и дом полный, и сын – в университете, а не в Чечне на брюхе ползает… Вот только вчера он перебрал, точно перебрал. Эти газовики-нефтяники… Теперь сушит – сил нет. Ладно, сейчас заедет к Михеичу, и сухонького легкого, этого урожая… С погребца… Чего ж не выпить, если легонького… Да и с Михеичем за разговором посидеть одно удовольствие – не старик, а цельный казачий круг да государственная дума.
Умный.
Джип капитан Назаренко заметил издаля. Тот стоял поперек дороги. Капитан неспешно пригасил скорость: дорога скользкая, резко тормозни, и в кювет угодишь, как пить дать… Что за люди?
Переложил с заднего сиденья «АКМ» рядом: сейчас не былые времена, любой доходяга шмальнет, и как с гуся вода, наплевать – власть, не власть… Вот она, власть, под ладонью правой руки. И два рожка скотчем скручены. У такой власти не забалуешься.
Капитан объехал джип спереди, остановился. Вышел, застыл озадаченно.
Транзитные номера он узнал: под этой серией законник Буба из Приморска перегонял землякам на Кавказ роскошные тачки. Машины абсолютно чистые, да и Буба не скупился, чтобы никаких проблем не возникало… А тут…
Здоровущий такой кабан стоит, покачиваясь, рядом с джипом и блюет. Причем крови в его блевотине больше, чем водки. И от передних зубов – одни корешки остались.
– Бог в помощь… – произнес капитан, раскрыв дверцу «Нивы» так, чтобы был виден автомат, лежащий на коленях и правая рука на нем. – Или стряслось что?
– Да не, начальник, путем все, – подал голос из кабины сухощавый и длинный. У этого пол-лица стабильного фиолетово-черного цвета и смотрит один только глаз – другой заплыл вовсе.
– Путем, говоришь?.. В пути оно всякое случается… И кто же вас так приложил?
– Сами.
– Чудеса, а? Ребята-то вы не хилые вроде, да и пьяные, и за рулем… И бибика у вас авторитетная… А так обописаться… А?..
– Слушай, начальник, езжай своей дорогой. Мы ни к кому не в претензии, шоферим помалеху… Гера за рулем – так он трезвый… – подал голос мордатый.
Обтер разбитые губы тыльной стороной ладони. – А с кем надо – мы сами разочтемся. Дай срок.
– Трезвый, нет ли – то еще проверить надо… Да и, может, у него с мозгами не того: шутка ли, лицо навовсе на человечье не схоже… А срок… Срок я вам завсегда могу обеспечить… Пока – на трое суток, до выяснения, так сказать, ну а там, в клетке, многие из задержанных хулиганят… Те, которые злостно, – таких мы не любим, оформляем сразу, дела-то простые, и судьи довольны… И-по этапу, легкими птахами и без затей… Так что ты там о сроке журчал, мордатый?.. – Назаренко говорил размеренно, неторопливо; палец – на спусковом крючке автомата, предохранитель он подвинул, ствол – на пацанков… Власть есть власть, ее уважать треба.
– Извини, начальник. Мы чего? Мы – ничего, – быстро встрял в разговор Гера.
– Во-во. Вы – ничего. И для меня, и для Бубы. Уразумели? А вот что тут у меня деется, знать мне положено. По работе. Назар я, али не слыхали?
– Виноваты, начальник.
– Так-то. Так кто вас?
– Бежал какой-то, с девчонкой…
