Олег был раздосадован. Царапина пустячная, нечего там дезинфицировать, а вот примета... Примета, говорят, скверная.
Но девушка настояла. Забрала окропленный кровью платок, вынула пузырек, прижгла царапину. Гринев хотел было послать ее со всей этой заботой — далеко и длинно, а толку? Во-первых, все одно не поймет, во-вторых... Она смотрела на Олега очень виновато: наверное, ее могли и наказать: в автомобиле стоимостью в полтора миллиона долларов по определению не должно быть торчащих гвоздиков, ржавых болтов и прочей сомнительной прелести. Олег махнул рукой.
Девушка сказала, что зовут ее Люси, и предложила выпить шампанского. В честь успешного завершения полета.
Ее радость была поддельной, а вот смущение — настоящим. Олег не стал ее разочаровывать. Тем более... Он попытался вспомнить, когда в последний раз пил шампанское... И — не вспомнил.
— Ладно, будем считать, за знакомство.
Люси, уразумев, что Гринев не сердится и жаловаться на инцидент никому не станет, повеселела. Всю дорогу она что-то рассказывала о местах, какие они проезжали, но Олег не слушал ее совершенно. Впрочем, бутылку «Периньона» они выпили до дна.
Примерно через час автомобиль въехал на территорию обширного ухоженного поместья. У дверей выстроенного в колониальном стиле особняка Олега встречали двое: господин в белом халате и неприметный молодой человек в отутюженном костюме.
— Вы говорите по-английски?
— Да.
— Достаточно хорошо? Нам понадобится переводчик?
— Нет. Моя мама некогда работала переводчиком с английского и с немецкого.
Оба языка я знаю с детства.
— О'кей. О чем вы собираетесь разговаривать с сэром Джонсом?
— О птичках.
— Простите?..
— Русская идиома. Я не знаю, о чем мы будем разговаривать с сэром Джонсом.
Полагаю, он сам определит тему и предмет нашей беседы.
— Ну что ж... Вы правы. Инициатива встречи исходила от него.
— Вы выполняете все пожелания ваших... больных?
— Нет. Но сэр Джонс, как правило, не требует ничего экстраординарного.
— Вызвать человека из России — ничего экстраординарного?
— Прежде всего, сэр Джонс — наш клиент. Как это говорится... Каждый богач сходит с ума по- своему.
— Сэр Роджер Джонс богат? — Более чем.
— Что-то не встречал я его имени в поминальнике миллиардеров. — Вы имеете в виду «Форбс»?
— И его тоже.
— Не все богатые люди желают таковыми выглядеть на публике. А уж влияние того или иного человека в этой стране и подавно не исчисляется толщиной кошелька, суммой банковского счета или владением пакетами акций.
— Сэр Джонс влиятелен?
Губы доктора скривила странная улыбка.
— О да. По крайней мере, он воображает себя таковым. — Доктор замолчал, снова улыбнулся:
— Впрочем, здесь все что-нибудь воображают. Это клиника для финансистов, которые не рассчитали свои возможности.
— Кто может знать свои возможности? По крайней мере, до того, пока не попробует?
— Это риторика, молодой человек. А мы имеем дело с реальностью. С печальной реальностью. Фобии, навязчивые идеи, паранойя...
— Сэр Джонс также страдает паранойей?
— Страдает — слово неточное. У нас здесь не страдают. У нас — живут.
— Счастливо?
— А что есть счастье?
Олег промолчал.
— У нас к вам просьба, мистер Гринев.
— Слушаю вас.
— Постарайтесь не сообщать сэру Джонсу ничего, что стало бы для него шокирующим.
— А что может стать для него шокирующим?
— Хотя бы то, что на дворе двадцать первый век. Он продолжает жить в двадцатом.
— Каждый человек живет — осознанно или нет — в том времени, что ему более всего подходит. В том, в котором он был счастлив.
— Вы полагаете? — Взгляд доктора стал пристальным.
— Я имею в виду мыслящих людей. С воображением.
Доктор растянул губы в улыбке:
— Среди наших пациентов других нет.
Глава 95
Доктор снял очки, некоторое время стоял, устремив вдаль беспомощно-близорукий взгляд, произнес как бы про себя, словно размышляя вслух:
— И что нам с вами теперь делать?.. — Вздохнул, добавил:
— Впрочем, время покажет.
— Время ничего никому не может ни показать, ни предъявить. Оно просто имеет тенденцию.
— Да? И какую же?
— Развиваться от плохого к худшему.
— Это ваше собственное наблюдение? — живо заинтересовался доктор.
— Нет. Это русская народная прибаутка. Joke.
Доктор натянуто улыбнулся:
— О да, я слышал. Русские — странный народ.
— Еще бы не странные. У нас Сибирь — раз, снег по самые крыши — два и по улицам медведи ходят — три.
— Белые медведи? Я знаю: они водятся только в России!
— Белые все за кордон уехали. В семнадцатом году. Остались бурые. И готовы буреть дальше.
— О, это — русская шутка?
— О, это — чистая правда!
Доктор замолчал, сосредоточенно глядя себе под ноги:
— Я, признаться, думаю, вы преувеличиваете. Русские, я слышал, любят преувеличивать.
— Вы обвиняете меня во лжи?
— Нет, что вы... А можно вам задать еще вопрос, мистер Гринев?
— Премного обяжете.
— А что вас привело к нам? Вы ведь чем-то занимаетесь у себя на родине...
— О да. Я — Медведь.
— Биржевой?
— Если бы. Дикий.
Доктор обиженно сложил губки. То ли решил, что над ним издеваются, то ли... Да и что можно увидеть за линзами дымчатых очков?
— Вас сейчас проводят к сэру Джонсу.
— А вот за это — премного благодарен.
— Вряд ли. У меня такая профессия, что... благодарных нет.
— Неужели?
— Больные в редкие периоды просветления, когда, собственно, начинают осознавать, где находятся — кстати, тоже благодаря нашей терапии! — обижаются, считают, что держат их здесь напрасно...
