– Чего?
– Это я о своем, о женском. Девчат, еще чайку сообразите? Покрепче…
– Дронов, ты же чифирь пьешь! «Крыша» не поплывет?
– Пусть плывет. Лишь бы не тонула.
Итак – 000321. А основной код, который мне сообщила Лека, три-семь-три-семь-семь-два-один. Очень даже сочетается. Только что с чем?
Сложить мне эти цифры, разделить, прибавить?.. И что делать с тремя нолями? К тому же эти два нуля – «дабл» или «сортир» в простонародье… А три – Общество с Ограниченной Ответственностью… самая популярная организация на пространствах СНГ, разумеется, после Товарищества, Государственной Думы и самой либеральной из всех партий.
«Ролекс»? Не слышал я в родной стране о такой фирме… Это «Распутин» у нас разливают в каждом подвале, с часами – посложнее… Да и народ их другой покупает, как раз тот, что «Распутин» «не пьют-с», кое-как с коньячком справляются, урожая года этак тысяча девятьсот девятна-. дцатого…
Ну а если нули отбросить ~ та же комбинация из трех семерок: трижды семь – двадцать один…
Нет, в числах я слаб и дальше арифметики не поднялся. Да и то, если наглядно, с деньгами в руках и цифры круглые… Да и что я, компьютер, что ли…
Ага. Именно компьютер. С приложением к нему гения этого дела – Сашки Регента. Квартерона.
– Твой чифирек стынет, – прерывает меня Кристина. Прихлебываю. Морщусь:
– Люблю сладкое, но не до такой же степени! Этак жизнь медом покажется…
– А что в этом плохого – когда жизнь медом?
– Когда по усам течет? И все – мимо денег? Кстати о них. Этот Фемминг походит на состоятельного человека?
– Дронов, бедняки первым классом не летают.
– Сам понимаю, что покойный был не паупер.
– Паупер? – не поняла Анжелка.
– Ну да. Бомж по-нашему. По Англии они бродили. Нищие и бездомные.
– Так вот: Фемминг был не нищий.
– Кристина, напрягись: был похож этот Майкл на человека, которому привычно носить на запястье двадцать кусков?
– А то и двадцать пять, – хмыкает Анжелка. – Олег, ты знаешь, что сейчас за публика летает? Иной – дебил дебилом, с рязанским выговором, хамской мордой и манерами орангутанга с Борнео… А в чемоданчике вполне легко может везти «лимонов» пять зелеными… А другой – в «прикиде» и с перстнями, а на деле – мелкий гомик «по вызову»…
Кристина задумчиво морщит лоб.
– Ты знаешь, он был с манерами… Ну не приобретенными, может, Оксфорда и не кончал, а какое-то врожденное благородство в нем было… И еще. Этот человек вряд ли стал носить «Ролекс», даже если бы оказался мультимиллионером…
Не та фактура?
– Ну да. Часы у него, на мой взгляд, были бы хорошие но простые.
С гордостью вспоминаю о «Ситизен» на собственном запястье. И о том, что «Ролекс» тоже носить не стал бы. Жаль только, что я не мультимиллионер, даже предполагаемый. Ну да миллионы – дело наживное. Спрашиваю:
– Как ты его определишь? Одним словом? Кристина задумалась на секунду. Она имеет это хорошее качество – подумать, прежде чем сказать. Или – сделать. В отличие от подруги.
– Он был джентльмен.
– Даже так?
– Ну. По всему чувствовалось: манера речи, взгляд, выговор…
– Стоп. Говорили по-английски?
– Да. А как еще?
– Это его родной? Или акцент какой-то почувствовала? Или – язык слишком правильный? Или – «кокни»? Или – стилизация под «кокни»? Или американский? Какой диалект?
– Дронов, остановись. Кристинка – стю-ар-дес-са. А не полиглот-теоретик, – перебивает Лукашева.
– Он англичанин. Язык – диктора лондонского радио, – говорит Кристина.
– С таким же успехом он может быть и русским. Именно этот вариант английского изучают у нас при хорошем базовом образовании.
– Да нет, Олег… Ну не знаю, как объяснить… Выговор… Манеры… Да все… На крайний случай, если не англичанин, то в Англии прожил лет пятьдесят…
– А ты где язык изучала?
– Университет. Английский и немецкий. У меня диплом был как раз по лондонским диалектам и сленгам… Так что язык я знаю.
– И он бы тебе сильно сейчас пригодился – марки приклеивать… Если бы я тебя в стюардессы не запихнула, добавляет Лукашева.
То, что она стерва, понятно и ежу. Сразу. Вот только нужно и приличия знать. Кристина покраснела, но отвечать не стала. Плюс – ей. А Анжелке – минус.
Я же внутренне радуюсь тому, что она не пристрелила меня в первые минуты знакомства. А ведь могла. Вполне.
– Теперь, пожалуйста, Кристина, еще раз: почему он отдал тебе часы?
– Да не почему… Он сказал: на память. Да и психовал, я же говорила…
– Кристина, подробно…
– Ну сказал, что часы показывают не его время…
– Не его?
– Ну да. А… Он сказал: «На земле они показывают мое время, а в воздухе – не мое»…
– И все?
– Ага. Шиза накатила. К тому же, как выяснилось, он сердечник был.
– Слу-у-шай, Криста, а ведь его – убили… – тихо произносит Анжела.
– Как это – убили? Ведь и врач подтвердил, и – медики потом…
– Подумаешь… И он знал, что его убьют… За часы… Олег, что в тех часах такое?
– Не знаю, – честно отвечаю я.
Закуриваю, отхлебываю начинающей мутнеть темно-бурой жидкости.
– Дронов, а ведь нам повезло… – вдруг произносит Кристина.
– Да?
– В том, что еще живы.
– Кто бы спорил… Так, думай…
«Мое время»… «Не мое время»… Может быть, ключ-код включает еще и таймер? На котором нужно было выставить определенный час?
– Девчата, часы ходили?
– Ну да…
– Какое было выставлено время?
– Нью-йоркское.
– Вы их перевели?
– Да нет, зачем. Мы их вообще не трогали. Соломон, правда, что-то крутил – но наобум, просто проверить…
«Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не остановишь, пусть неоглядна ночь и одинок твой дом, еще идут старинные часы…»
«…и время ни на миг не остановишь…»
Время – величина переменная. Нужна постоянная. «На земле», «в воздухе»…
Стоп. «Воздух». Кодовое слово, издавна употребляемое спецслужбами для обозначения наивысшей секретности, наивысшей степени срочности или самой высокой государственной значимости операции.
«На земле – мое время, а в воздухе – не мое…»
