— Соседи от вашей топотни не всполошились?
— Не-а. А чего им? По прикиду мы — натуральные мусора! Видно, за дверями притаились и пасут.
— Все. Работайте.
— Ага. Щас вскроем. В лучшем виде. — Громила ростом метра под два опустил переговорник. — Ну че, Крот, давай. Только тихонечко.
— А тут и шуметь нечего: это как крючок в сортире снять.
Крот просунул тонюсенькое лезвие, отжал защелку, прошептал:
— Готово. Можно путешествовать.
— Пацаны, приготовились… — скомандовал здоровый. Вообще-то вся эта игра в группу захвата порядком действовала ему на нервы: этот лысый, Степаныч, задницу рвет перед Автарханом, чтобы оправдаться. Да и то, сколько братанов за пару суток положили.
Внезапно он почувствовал муторный, сосущий холодок под ложечкой. Опасность.
Липкий холодный пот разом покрыл спину, поясницу, несколько капелек выступили на лбу. Горло словно заложило; он старательно проглотил жесткий шершавый комок…
Он чего, трусит? Вот уж — лысый хрен!
— Крот, Лютый, Капкан, стволы приготовьте. Как только дверь дерну — огонь. Чтобы места живого не осталось!
Никто командиру не перечил. Он встретил взгляд Лютого, и глаза того показались ему белыми от страха.
Дьявол! Да так можно стоять бесконечно!
— Готовы? — хрипло переспросил верзила.
— Ну… — ответили ему. Стволы автоматов смотрели в готовую раствориться дверь.
— Пошла, мать ее!
Здоровый одним движением распахнул дверь. Клуб оранжевого пламени заполнил площадку, с тихим шуршанием выплеснулся на лестницы и в окна, кроша стекло, и — разметался упругим грохотом взрыва, вышибая окна близлежащих домов.
Рука, державшая оружие, чуть дернулась инстинктивно, реагируя на взрыв, и этой доли секунды Гончарову хватило, чтобы нырнуть под нее; локтем он ударил в сплетение, но локоть угодил в мягкий кевлар бронежилета. Олег мгновенно выбросил руку наверх, выбил пистолет и ударил нападавшего головой в лицо. Парень отлетел к стене, но был он явно не из слабаков. Жесткий металлический щелчок выбросил отточенное лезвие ножа; оно прочертило в воздухе неровную линию.
Олег едва успел отклониться: свитер на груди и рубашка под ним распались на две половинки, порез мгновенно набух кровью.
— Дамаск, — оскалился Олег и принял боевую стойку.
— Да уж не фуфло, — бросил в ответ боевик. — Кранты тебе, мужик. Гайки.
Лезвие порхало в его руке вверх-вниз, парень легко передвигался по узенькой площадке, делая выпады, перебрасывая нож из одной руки в другую, хотя и наслаждаясь своим искусством, но вовсе не оттягивая из глупого тщеславия развязку, просто примеривался наверняка на единственный, смертельный удар. Олег знал, увидеть этот удар он не сможет, разве только угадать.
Черт, как глупо! Как глупо подыхать от ножа? И это — в век атома и космических полетов!..
Гончаров даже не успел удивиться полной дегенеративности пришедших на ум мыслей; он будто в замедленной съемке почувствовал движение… Словно городошная бита, Олег бросился парню в ноги, подсекая. Тот рухнул плашмя на спину, Гончаров крутанулся на спине и ударил пяткой в лицо. Боевик замер. Некоторое время Олег тупо смотрел на труп, затем приподнял… После его удара тот приложился головой о батарею, затылок разворотило начисто.
В два движения он стащил с трупа кевларовый мягкий броник, прикинул на себя, пробормотав:
— Тебе уже не пригодится, а мне еще жить и жить… — Механически наклонился, подобрал автомат и только тогда услышал:
— Эй, помог бы!
Голова Али торчала из люка мусоропровода; локтем она зацепилась за край, другая рука с зажатым в ней пистолетом свешивалась вниз.
Гончаров сделал шаг к ней.
— Сзади! — выкрикнула девушка, попыталась вскинуть оружие и в то же мгновение, не удержав равновесия, исчезла в люке.
Гончаров рухнул на пол, разворачиваясь, как винт по резьбе, поливая пространство сзади нескончаемой очередью. Пули отбросили человека к стене, но Олег продолжал жать спуск, пока голова противника не разлетелась на части. Одним движением сменил магазин, зажал ремень автомата в зубах и, придерживаясь за шнур, нырнул в люк мусоропровода.
Грохнуло, шнур дернулся, вырываясь из рук, и Гончаров полетел в темный провал…
Сначала он услышал слова. Потом изображение словно сфокусировалось.
— С мягкой посадкой. Как ты меня не прибил — не знаю!
Гончаров встряхнул головой. Все произошло слишком быстро. Он помнил только режущую боль в ладонях, потом — удушливый удар и темнота.
— Я что, выключился?
— Совсем ненадолго.
— А что произошло?
— Да тут пламя как даст, видно, труба газовая где-то не пережила твоих шалостей с тротилом. Сколько там было?
— Грамм шестьсот…
— Вот. Это ж прямое хулиганство. Слушай, я навернулась тоже крепко. Но — осознанно.
— Погоди. Как ты успела снизу влезть обратно?
— А я вниз и не спускалась. Закрепилась на этаж ниже. А потом — грохнуло! На нашем этаже заслонка от мусоропровода вылетела, как дверца из мебели фабрики «Красный партизан»! Страшно мне что-то стало, я и полезла обратно.
— Спасибо.
— Не за что. Что делать-то будем? Гончаров усмехнулся, втянул носом воздух, стряхнул с лица налипшую луковую шелуху.
— Выбираться из этого дерьма.
Глава 55
Кудрин замер на месте. Сверху сыпались осколки разбитых стекол; гулкое эхо взрыва еще гуляло по подъезду, а он чуть не грохнул оземь ставшую ненужной рацию… С ним оставалось двое боевиков. Неужели, остальные погибли? Или… Или здесь действует та же спецгруппа, что поваляла бойцов генерала Кравченко и мочканула его самого самым душманским образом?
Растерянность Кудрина, пусть она была и мгновенной, не укрылась от боевиков.
— Накомандовал, мусор? — процедил сквозь зубы один, надвигаясь на Кудрина.
Второй тоже глядел волком.
Кудрин чертыхнулся: в случае возникновения подобной ситуации в боевой обстановке с бойцами любого элитного подразделения он бы попросту застрелил обоих и по всем статьям был бы прав, теперь же… Для этих ребяток он был не кем иным, как ссученным мусором, особистом, к которому и отношение соответственное. И все же навыки выживания оказались сильнее: движение было скорым и неуловимым, в его руках оказались пистолеты; два выстрела слились в один, и обоих волчар отбросило к стенам: стрелял Кудрин всегда в голову.
Теперь нужно уходить. Чисто. Автархан не простит. Ну да. Не простит, если выживет. А шансов на выживание у Миколки Порфирьевича в этой заварухе куда меньше, чем у него, Кудрина. Смыться и залечь. Утро вечера мудренее, а самое мудрое в его теперешнем положении — исчезнуть и объявиться чуть позже, на стороне победителя. А победителей, как известно, не судят.
Все эти мысли проскочили в лысой, как шар, голове Кудрина в долю секунды; он настороженно двинулся вниз по лестнице: нужно забраться в подвал и выходить уже из крайнего подъезда… Опасливо озираясь на входную дверь, Кудрин легонько спускался по ступенькам… Холодный металл автоматного ствола уткнулся
