топоров, от бердышей, от пик, от пищалей, от стрел каленых, от бойцов, от борцов, от поединщиков, от вражьей силы, от черной рати… Заговариваю я свой заговор матерним заповеданием; а быть ему во всем, как указано, во веки нерушимо. Рать могуча, мое сердце ретиво, мой заговор – всему перемога… Замыкаю слова свои замками, ключи бросаю под бел-горюч камень Алатырь…»
Пропал сельский клуб, пропала ведунья, пропала сама деревенька, словно замело ее низкой поземкой под хмурым надвечерним небом… Только звон колокольцев ямщицких, где-то далеко, за снежною мглой…
Ах, я бы не клял этот удел окаянный, Но ты посмотри, как выезжает на плац Он, наш командир, наш генерал безымянный – Ах, этот палач, этот подлец и паяц!
…Командор сидит недвижно. Он любуется камнем. Затухающий свет играет, переливается в пурпурной глубине бриллианта, и камень кажется живым существом…. искристые блики пляшут в расширенных зрачках и тонут в их непроницаемой бездне…
…Я бреду вдоль реки… Осень вызолотила клены. Утро… Солнце едва-едва показалось… Золотое, красное черное… Цвета древнерусских икон… И – мелодия…
«…и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он, как победоносный, и чтобы победить».
Я вижу храм. Он сложен из розово-белых камней и уходит куда-то ввысь, в светло-сиреневую прозрачность неба, где далеко, в невыразимой вышине сияют золотом кресты усталого августовского солнца… Светлые потоки струятся туда и возносят чистых и светлых людей в прозрачно-невесомых серебристых одеяниях…
Я лечу вместе с ними, наполненный ощущением безмерного, безмятежного счастья… Но чем выше я поднимаюсь, тем тревожнее ощущение оставленного, несделанного…
Я поворачиваюсь в потоке и сначала медленно, потом все быстрее, устремляюсь к земле… Навстречу мне поднимается пар озимой пашни…
– Дрон… Не умирай… Ну пожалуйста… Если ты исчезнешь, мир переменится… Совсем… И мы без тебя пропадем…
Открываю глаза… Красные виноградники. С четырех сторон они ограничены светлой деревянной рамкой… На белой стене…
Поворачиваю голову: рядом сидит Аля. И – Лека. Глаза у девчонок заплаканные… Разлепляю губы, пытаюсь улыбнуться:
– Не… Умирать я не собираюсь… И раньше не хотел…
– Очнулся? – Молодой медбрат атлетического сложения привстает из-за столика. – Все, девчонки, разбегайтесь. – Подает мне стакан воды. Пью. Еще один.
– А теперь – нужно спать. Бред прошел…
– Дрончик, ты так метался… что тебе снилось?
– Стихи.
Глава 52
– Счастлив ваш Бог, Дронов! – Доктор худощавый седой; за толстыми линзами очков – внимательные, грустные глаза. – Не всем так везет… Так что можно считать – в бронежилете родился!
– Ага. И в каске. С оливковой веткой в зубах.
– Ну, это уже перебор. Вы сами-то понимаете, что чудом в живых остались?
– А по-другому и не выживают.
Доктор вынимает из спичечного коробка четыре кусочка металла, бросает на поднос на столике рядом с кроватью:
– На память.
– Все четыре?
– Ну да. Стрелок надрезал пулю, она стала разрывной… Вам повезло, и не просто, а невероятно!
– Док, считайте, что убедили!
– Нет, вы дослушайте, молодой человек! Во-первых, пуля попала в сигарницу, изменила траекторию…
Смотрю на металлическую коробочку… Ну надо же! Пуля начисто стесала слово «смерть», оставив слово «Помни»… Чудны дела твои, Господи!
– Во-вторых, два осколка пули пробили подключечную вену…
– Какую?
– Подключечную…
– Красивое название. А главное – редкое.
– Все шутишь, молодой человек… А ведь могла попасть и в артерию – там совсем рядом! Миллиметры! Микроны! Сейчас бы уже…
– Хреновая была бы перспективка…
– Тем не менее! Вот вам везение номер два. Третье – в том, что два других осколка попали в нервный узел там же… Так что рука у вас с месяц повисит, нужно разрабатывать…
– Да я и говорю – везуха!
– Нет, серьезно. Стрелок был, несомненно, опытный: большой калибр, специальный надрез пули… Стрелял навскидку?
– Насколько я помню, да.
– Вот видите! И попал бы точно в сердце, если бы не портсигар! Когда два осколка пули угодили в нервный центр, наступил мгновенный болевой шок и вы упали словно замертво! Кратковременная блокировка дыхательного центра! Киллер решил, что вы убиты наповал – так и должно было быть при точном попадании, и не стал делать контрольный выстрел…
– Это был не убийца…
– Да? А кто?
– Воин. Он не стал бы добивать.
– Олег… Приятно, конечно, что вы верите в человеческую порядочность…
Даже в таком… э-э-э… ремесле… Но послушайте меня, старика: я тут всякого насмотрелся… Сейчас – век другой… Благородство – не в чести…
– Век может быть какой угодно. Только, доктор… Если пропадет благородство и честь, вам лечить некого будет…
