незамысловатой но целенаправленной активности оказалась дверь, отделанная светлым деревом. Сталь, на которую это дерево наложено, по идее, должна выдерживать удар кумулятивного снаряда.
Надеюсь, таких испытаний на ее долю не выпадет.
В дверь был врезан соответствующий сейфовый замок; к нему Дима Иваныч прибавил несколько прибамбасов собственного изготовления, доказав, что по-прежнему способен не токмо деньги считать. Так что теперь в мою квартирку можно проникнуть только по согласованию с хозяином. Это наполнило меня молчаливой гордостью, но ненадолго. Ибо нет в мире совершенства, и на каждый замок найдется свой взломщик.
Все заказанное подвезли часа через четыре. Квартирка преобразилась.
Гарум-аль-Крузенштерн остался доволен произведенным впечатлением. Пока Аля примеряла обновы в соседней комнате, я успел пересказать Димке ее историю…
– Спасибо за праздник, Круз.
– Ага. Тем более он взрослым нужен не меньше, чем детям. Что собираешься делать с девушкой?
– А ты посоветуй, банкир…
– История нас учит…
– Помню. «Шерше ля фам…» Впрочем, старик Ювеналий произнес это задолго до французов и по- латыни…
– На современный общеупотребительный сам переведешь или помочь?
– Как гласит закон Мерфи, если какая-то неприятность должна случиться, она случается…
– Но нарываться-то необязательно…
– Ты предлагаешь какой-то выход? Действие?
– Дрон… Нельзя осчастливить все человечество…
– А я никогда и не пытался… А вот помочь одному ребенку, когда можешь это сделать…
– Олег… Она ведь давно не ребенок…
– Это она так думает.
– Хорошо. Смотри сам.
– Буду.
Полтора месяца ушло на «трудоустройство» девочки в интернат. Из находившихся в Москве навороченно-закрытых учебных заведений колледжи для особо одаренных малолеток на стезях искусства, поэзии, ваяния и литературных изысков отмел напрочь и сразу: там даже нормального ребенка мягенько так перекуют в слюнявого идиота. Или – идиотку.
Бизнес-колледжи вообще занимаются туфтой, ибо не преподают основной предмет по специальности: «людоведение и душелюбство».
Осталось… Осталось проще простого: иняз. Пять языков знать куда лучше, чем ни одного, и времени на дурость останется меньше. Туда я девчонку и определил. Тем более Круз после соответствующей проверки подтвердил полную достоверность ее рассказа и даже выписал мне на листочек адресок мамашки… На мой укоризненный взгляд – «не доверяешь интуиции старого парикмахера?» – развел руками: работа, дескать, такая…
В интернате-лицее для девиц с иноземным уклоном старая дева-директриса рассматривала меня так, будто я лично и непосредственно виноват в ее несложившейся семейной жизни. Потом прочла мораль- наставление о переходном возрасте у девочек-подростков. Потом затребовала всяческие справки. К этому я был готов и соответственно обзавелся: Аля прошла медкомиссию чуть не в центре подготовки космонавтов, разложила на молекулы тестовый программный спецопросник, достаточный для определения профпригодности нелегала после пяти лет работы, и заодно прослушала мой личный курс лекций о вреде никотина для кроликов и лошадей. Кроме упомянутых, имелись и соответствующие рекомендации, и, естественно, направление Брянского облоно… Последние бумажки, как и та, что я прихожусь даровитому ребенку родным дядей, были чистой липой. Зато, сработанные настоящим профессионалом, они выглядели куда убедительнее подлинных.
Вопрос оплаты обучения и содержания институтки «Континенталь» решил по безналу, но, поскольку старая перечница закатила мне двухчасовую лекцию о трудностях подросткового возраста у девочек и прекращать ее в ближайшие часы явно не собиралась, я решил, что помощь нужна именно ей. А посему достал, как это принято у нас, конвертик, положил на край стола и сказал, как это принято у них: оревуар…
Дама, как это принято у нас, конверт по близорукости не заметила, смахнула куда-то в бумаги и заверила, что обучение состоится.
Расстались довольные друг другом.
Слава Богу, не в Америке живем!
Неприятности начались через две недели. Все это время Аля жила у меня, читала книжки и набиралась сил – перед рывком к прогрессу посредством учебы. Тем более были каникулы.
Меня встретили на подходе к дому. Два дюжих молодца не самой аристократичной наружности. Чуть поодаль стоял потрепанный стодевяностый «мерс»… Такой «корабль» говорит знающему человеку одно: перед тобой явно не самые преуспевающие «матросы удачи» российского криминального мира. Обратились ко мне популярно и без витиеватостей:
– Командир… Отойдем-ка… Разговор есть. Ну, разговор так разговор.
– Отошли.
– Как девочка?
– Девочка?
– Ага. Лиса.
– Здорова.
– И ты себя хорошо чувствуешь?..
– Замечательно. Вообще-то я спортсмен.
– Да хоть вафлер, нам-то что… Ты хочешь себя хорошо чувствовать и дальше?
– Обязательно. У меня блестящее будущее.
– Это ты пока так думаешь… Фраерок… За удовольствия надо платить.
– Кто бы спорил! Бесплатных пирожных не бывает.
– Приятно иметь дело с культурным малым. Десять штук.
– Десять штук – чего?
– Пельменей. Из зеленого теста. Трахаешь малолетку, а это беспредел. Вот братан ее – претензии имеет…
– На десять «кусков»?
– Ага.
– Это недорого. Хотя, если прикинуть мои финансы… То пять штук – в самый раз.
– Да ты оборзел… За такую письку – пять штук?.. Ты прикинь, фраерок, ведь и под беспределом, и под статьей танцуешь… А статья-то – тьфу, гнилая…
– Беспонтовый косяк… – соглашаюсь я.
– Ну… Пыхаешь?
– Дышу… Носом.
– А-а-а… «Снежок»…
– Метелица…
– Кончай базлать. Договорим конкретно и…
– По понятиям…
– Ну…
Нет. Я не оборзел. Я взбешен. И сейчас просто пережидаю, пока горячий, как накат хмеля, гнев остынет, осядет, успокоится, превратится в холодную, словно иголочки льда, расчетливую ярость. Потом… Потом, я знаю, придет грусть…
Вот тогда я бью.
О чем торгуются эти молодые здоровые парнишки?
О том, за сколько продать человека.
Ну, блин… Легким поучительным кровопусканием их утомленную психику не исправить.
