– Я отогреюсь, правда?
– Правда.
…Сижу перед мерцающим экраном компьютера, и голове – ни одной мысли.
Только их составляющие: обрывки слов, понятий, символов… И вместо пустых и никчемных умствований хочется погрузиться в сиреневый мир Врубеля, плавать во влажно-мерцающем тумане Эдгара Дега или попросту заблудиться в красных виноградниках Винсента Ван-Гога…
– Не спишь?
– Сплю. И даже сны вижу.
– Не помешаю раздумьям?..
– Красивая девочка не может помешать ничему.
– Прекрати называть меня девочкой. Я давно взрослая.
– Все мы в чем-то дети…
– Да?
– Вот тянет меня сейчас искупаться в заливе Ла-Плата…
– Это где?
– Да разве это важно? Название красивое. «А что везете капитаны, издалека-далека, а везете вы бананы и ковровые шелка, виноградное варенье, анашу и барбарис разноцветные каменья, апельсины и маис…» – Экзотика.
– Дронов, а ты романтик.
– Я вам больше скажу, милая барышня, я – последний романтик в этом мире.
– Ископаемый Дрон?
– Читала «Алису в стране чудес»?
– Не-а. Пластинку слушала. И в энциклопедии про дронов есть.
– В детской?
– В нормальной. «Брокгауз и Ефрон». Съел?
– Рад бы, да пока нечего. Так что там пишут эти сиамские близнецы насчет дронов?
– Это был полезный ископаемый.
– Ну да?!
– Причем совершенно беззащитный. Жили они на острове Маврикий. И ученые считают, что последнего дрона убили примерно лет триста назад.
– Крайнего…
– Какая разница?
– Тебе, может, и без разницы, а мне на душе легче.
– Ну, как знаешь. Так вот, после того, как убили последнего… крайнего дрона, на Маврикии стали сохнуть деревья, целые рощи, а потом – высыхать ручьи, выгорать травы… Оказывается, дроны как-то очень были важны для всего на острове…
– Понятно. Биоценоз.
– Что это такое?
– Замкнутая природная система, внутри которой сохраняется равновесие.
– И всем – хорошо?
– Ну да… Как водится… Антилопы кушают траву, львы кушают антилоп…
– А люди бьют львов… Даже не из-за шкур: просто показать, что сильнее. Я права?
– Ага. И особенно противно, что бьют ради удовольствия, из снайперских винтовок, сами не подвергаясь ни малейшей опасности.
– Или – друг друга.
– Или – так.
– Знаешь, Олег, а Маврикий был очень мирный остров… Там не было хищников.
Самыми мирными были дроны… И самыми беззащитными. Их истребили первыми. А потом все стало гибнуть само собой…
– По-моему, ты просто придумываешь себе сказку…
– А разве это плохо?..
– Хорошо.
– Правда?
– Ага.
– Человек должен верить в сказки. Только тогда он будет помнить себя ребенком – и любить… И каждый свою сказку придумывает себе сам.
– Жизнь – это и есть сказка. И называется она любовь.
– Думаешь?..
– Без любви все теряет смысл.
– Хотелось бы в это верить, – хмыкает Аля.
– А ты верь. Помнишь горьковского Луку?
– Это откуда?
– Из пьесы. «На дне». Раньше ее в школе проходил – Не помню. Если я в школе что-то проходила – мимо. Не задерживаясь. Да и в школе я была последний раз…
– Писать умеешь?
– А как же. И считаю хорошо. Если есть что. Tак чего тот Лука?
– Он сказал просто: «Во что веришь, то и есть». Аля наклонила голову чуть набок, задумчиво приз сила кончики волос:
– Знаешь, Олег, ты очень странный. Словно не от мира сего. Прямо настоящий «ископаемый дрон». Только…
– Что – только?
– Ты совсем не похож на беззащитного…
– Всякий романтик только тогда чего-нибудь стоит, если умеет защищаться. И защищать других.
«Романтик должен уметь защищаться». Эффектно сформулировано. Мы и защищаемся. Каждый в свое время – где-нибудь между семнадцатью и девятнадцатью» страдает комплексом сверхполноценности: сил с избытком, все удается и кажется, что так будет всегда. Потому что – очень хочется… Потом… Потом человек получает по башке – неудачная любовь, нескладывающаяся жизнь… И начинает такой человек строить вокруг себя «броню». Из цинизма, из наигранной веселости, из пьянства – что есть в наличии, что больше принято окружением, то и подойдет. В действительности – он просто хочет остаться ребенком и сохранить свою сказку…
Но и жить с ней порой бывает невмоготу…
«Броня» накрепко защищает душу от разочарований. Их больше нет.
Но…
Нет и очарований…
Человеку хочется поделиться своей сказкой и поверить в чью-то еще… Ведь на самом деле любому так немного надо – любить и быть любимым, заботиться о ком-то и чтобы заботились о нем…
Любой – это значит «любый», тот, кого любят…
И еще – дружить…
Жить другим – дружить…
Хуже всего, если «оболочка» съедает человека, стискивает его душу до пределов даже не пространства – плоскости, горько расчерченной квадратами похожих, изматывающих, пустых дней…
Душа погибает, и жизнь кончается… Остается лишь существование…
Закрываю глаза…
…По дорожке, усыпанной морским песком, идет девушка. На ней легкое платьице, ветер играет волосами. Девушка босиком, и я слышу шуршание песка, когда она касается дорожки ступнями…
Ее фигурка кажется почти невесомой… И цвет волос переменчив – то светло-русые, то золотистые, то каштановые… Волны добегают до ее ног и ласкаются бел ми кудлатыми щенками…
– О чем задумался?
– Скорее – размечтался. Привычка приятная, вредная.
