Я хлобыстнул махом еще рюмку «Померанцевой», выцедил оставшийся чифирек, закурил. Козырь почувствовал, что я готов к разговору, повернул голову:
– Я вижу ты, паря, ссориться не намерен и все понимаешь правильно. Ну а раз так, давай…
Дальше… Словно какой-то маг, могущественный, всесильный, щелкнул громко пальцами, разом изменив все. По крайней мере, тот звук, что я услышал, я сначала и принял за щелчок пальцами. Хруст или треск, малый, невразумительный… Козырь мягонько, словно мешок, рухнул на укрытый ковром пол. На виске у него черно кровянело входное пулевое отверстие.
Глава 60
Дырочка на стекле была аккуратной; от краев ее заветвились редкие паутинки. Я прикинул: ну да, такой же старый купеческий особнячок напротив, в нем – магазины, его же, Козыря, магазины, вот и не поостерегся. Хотя чердак в таких вот домах – идеальное место для снайпера. Охрана же магазинная, как и замки-запоры, – защита от лохов, но не от профи.
Времени что-то решать или просчитывать не осталось совершенно. Даже если ребятки, что сидят в смежной комнатухе, в предбанничке, и не замолотят меня сразу сгоряча, увидев босса мертвым, то угомонят чуть позднее, предварительно как следует выпотрошив: я для них – источник и причина непонятки, ну а гибель Козыря, случившаяся мгновенно по моему появлению, будет понята ими однозначно. И даже если появятся у них на мой счет какие сомнения, истолкованы они будут не в мою пользу. На всякий случай. Непонятки в боевой обстановке лучше устранять. Пулей.
Я полуползком пробрался к столу, стараясь не повторять ошибок покойного и не маячить перед окном. Это только мальчонка, разбивший из рогатки стекло ментовки, станет улепетывать со всех ног, в восторге от собственной лихости и крутости. Киллер с опытом, вкусивший смертной сладости яда – права безнаказанно отнимать чужую жизнь, – несуетлив, хоть и осторожен. У него хватит ума и терпения чуть выждать и завалить меня следом за гостеприимным хозяином. Разумеется, если я выдернусь под выстрел сразу и сам, как мишень на полигоне. Ему ведь тоже сидеть и ждать разгневанной братвы – не самый сладкий сахар.
У стола я оказался вне сектора обстрела. Быстро, но аккуратно, стараясь не шуметь, выдернул один за другим несколько ящиков. Есть! Аккуратный «глок» с фабричным глушителем мирно покоился на дне одного из ящиков. Две запасные обоймы. Ну, они-то мне не помогут, если не сумею качественно расстрелять первую.
Полуползком передвигаюсь к двери. Нет, скорее всего киллера уже и след простыл или уже остывает. Но береженого Бог бережет. Любопытство губит кота, а самодовольство – человека. Любого. Как сказал Козырь? «Я хозяин в этом городе». И чего было бояться ему, хозяину, «черному мэру», в центре
Я замер, зажав пистолет в руке. Затвор передернут, патрон в стволе. Поигрался, прикинув балансировку. Пора. Распахнул дверь разом. Первая пуля – в лоб любителю сушек. Профи, собака! Как и откуда он успел выдернуть пистолет – неведомо, но умер он с оружием в руках! Я передвинул ствол и парой выстрелов завалил двух «близнецов» в кашемире. Где третий болтается, етит его в гору?! Пописать, что ли, пошел?
Невнятные хлопки, глухой стук от падения мертвых тел – вот все, что нарушило тишину предбанничка. Я надел купленное с час назад длинное пальто почти от кутюр, быстро окинул взглядом комнату, выдвинул ящик стола, бесцеремонно скинув труп голубоглазого дядька на пол. Вот они, мои славные. Забрал «беретту», «макаров» и чужой «глок» с глушилкой; выгреб тоненькую пачку баксов и с десяток отечественных пол-тинников: им уже не пригодятся, а клептомания – штука пожизненная.
Спустился по узенькой лесенке, сжимая в левой руке пистолет. Ногой наддал дверь из подсобки в торговый зал. Ага, вот он, «близнец»-молодец, балагур-богатырь! Любезничает со смазливой продавщицей. Но меня заметил-таки боковым зрением, развернулся, рука дернулась под пиджак… Я ринулся прямо на него, улыбаясь всеми тридцатью шестью зубами и протягивая правую для рукопожатия. Пусть замешкался он от этого лишь на мгновение, этого мгновения мне хватило: левой воткнул ему ствол в печень и нажал на спуск. Выстрел был почти не слышен: так, хлопок совсем невнятный. Я чуть толканул тело, и оно завалилось на прилавок. Заметил испуганные глаза кокетливой продавщицы, подмигнул ей и – ринулся прочь. Успел услышать за спиной ее слова, обращенные к покойному: «Сашка, ты чего…» И следом – истошный визг.
«Паджеро» с пятью стрижеными дежурил в пяти шагах, у подъезда. Ринулся к ним, глянул грозно, дергано жестикулируя правой, сверкая белками глаз:
– Хер ли сидите, падлы?! Там козлы Козыря мочат!
Все пятеро, как по команде, ринулись в двери магазина, на ходу выхватывая стволы. Братки – они как дети! И тут я увидел
Как он почуял меня – неведомо. Я только поднимал руку с оружием, а снайпер уже успел выстрелить, полуобернувшись ко мне, из-за спины. Неточно. Заваливаясь на бок, я спустил курок: паренька бросило наземь, на левом плече оплавилась драная дырочка, «дипломат» отлетел в сторону. Каким-то восьмым чутьем я понял, что скорее всего до ближайшего вторника я не доживу: его пистолет в правой, секунда- другая, и снайпер пропишет мне аккуратную дырку в переносье.
Братва вылетела из дверей магазина той же ватагой, и первое, что они увидели на противоположной стороне улицы, – лежащий мужик с пистолетом. Я тоже лежал с оружием в руках, но стереотип в боевой обстановке работает на автопилоте: подсознательно ребятки меня уже идентифицировали как своего. Снайпер, увидев ватагу размахивающих стволами огольцов, отреагировал штатно: чтобы успеть спокойно разобраться со мной, нужно было устранить сперва эту вот помеху. Два бесшумных выстрела, и двое битюгов кувыркнулись как подкошенные у магазинного входа. Остальные разом прянули назад.
Но и я не лежал мешком. Перехватил пистолет двумя руками: теперь в прорези прицела маячил чистый белый лоб киллера. Он успел отреагировать только взглядом; мне показалось вдруг, что время замедлилось, застыло, исчезло совсем… Я видел только его глаза – зрачки вдруг расширились на долю мгновения, потом снова сузились, словно оптика снайперской винтовки вычисляла точное расстояние до цели… Потом зрачки словно помутнели, подернулись серым пеплом… Пуля, вращаясь, вылетела из ствола и понеслась вихревым вестником смерти.
Выстрел был точен. Какую-то секунду я еще лежал, глядя в стекленеющие зрачки убитого, потом встал. И тут – громко заработали «тэтэшки» братвы: снача-ла один, потом все трое, картинно держа пистолеты двумя руками, рубили пулями распростертое тело в клочья. Они расстреляли уже по обойме, сменили их и только потом стали приближаться, страхуя друг друга.
На улице началась настоящая паника. Люди падали в грязный снег, где-то вдалеке завыла милицейская сирена. Из всех магазинчиков и из двух питейных полуподвалов вылетала братва, создавая дополнительную суматоху.
Я что-то выкрикивал, что-то приказывал. По виду – кашемировое пальто, белый шелковый шарф – я был явно здешнего поля ягода. Пацаны сгрудились над убитым, что-то гомонили; на отлетевший «дипломат» никто особого внимания не обратил. Быстро нагнувшись, я подобрал тяжелый кейс, оглянулся. Ну да, на ловца и зверь бежит. Какой-то пузатый мужичок из здешнего «среднего класса», прижав к груди покупки, открывал ключом серенький «фольксваген-гольф», выпущенный на славных заводах Неметчины в аккурат к горбачевской перестройке. Таких на просторах родины нынче болтается не меньше, чем родных «жигуленков» в поздние восьмидесятые.
Мужичок справился с дверцей, суетливо побросал добро в салон, плюхнулся на сиденье, вставил ключ. Автомобиль заурчал стартером, мужичок приготовился уже устроить упитанный зад на сиденье поудобнее, потянул на себя дверцу, с тем усилием, чтобы закрыть без лишнего потрясения… Вот тут я его и огорчил:
