Значит, у них это уже не впервые, подумала Роз.
— Приведи себя в порядок, — услышала она приказ Билли. — Мы должны вернуться быстрее, пока нас не хватились.
— Брось, дорогой… даже если бы мы отсутствовали с неделю, и то Ливи не заметила бы! — В голосе ее зазвучали воркующие нотки. — А я бы не возражала провести с тобой целую неделю, вообще не вылезая из постели… — Медовым голоском она заворновала: — Мог бы ты как-нибудь это устроить?
— В обозримом будущем вряд ли, — ответил Билли.
— Всегда один и тот же ответ… Ну да ладно… помоги мне застегнуться, дорогой… еще вот этот малюсенький крючочек… А потом я застегну тебя… о… — разочарованно протянула она, — ты уже убрал его… а я хотела поблагодарить его за проявленное мужество…
— У нас мало времени, — практично заметил Билли.
— Испортить такой момент! — и затем: — Ну-ка, осмотри меня повнимательнее, дорогой. Меньше всего хотелось бы мне выглядеть женщиной, которую только что так славно трахнули.
Роз услышала, как хмыкнул Билли.
— Ты неисправима.
До ее ушей донесся звук поцелуя, потом по каменным ступенькам застучали каблучки Пенелопы. Только когда они совсем затихли, она решилась выглянуть из-за бордюра. Любовники уже были почти в самом низу холма, направляясь к дому.
Интересно, что скажут они в свое оправдание? — подумала Роз. Послеобеденная прогулка на свежем воздухе? Во время которой Билли обсуждал с Пенни ее финансовые дела? Да, это, пожалуй, сработает. У нее вечно были финансовые затруднения.
А мама? — думала Роз. Знает ли она правду? Или это ее мало тревожит? А сколько их было до Пенелопы? Да как же он может этим заниматься? Он же старик!
Она поспешила туда, куда направлялась с самого начала: если вдруг Билли заподозрит, что она была в саду в тот самый момент, когда он занимался любовью с одной из «подруг» жены, как она докажет, что в это время была на конюшне?
Она провела с Роб Роем не более пятнадцати минут и, когда услышала, что часы в конюшне пробили десять тридцать, сказала:
— Прости меня, Роб, но дольше не могу оставаться. Завтра пробуду в два раза дольше, хорошо? И обязательно выведу тебя на свежий воздух, обещаю!
Когда она возвратилась в дом, подавали напитки на сон грядущий: кофе, чай, горячий шоколад; каждый выбирал то, что с его точки зрения было самым благоприятным для ночного сна. Если для этого требовался глоток хорошего виски, то подавали и виски.
Отчим ее сидел на своем обычном месте: в огромном георгианском кресле с подголовником, стоявшем рядом с камином, являя собой апофеоз порядочности и беседуя с будущим продюсером своего шоу. Пенелопа стояла в тесном кружке о чем-то шептавшихся между собой женщин. Когда Роз вошла в комнату, ее мать, которой надоело слушать, как престарелая актриса пересказывала ей все фильмы, в которых снялась, раздраженно спросила ее:
— Где ты шаталась?
— Я была на конюшне.
— Ты и без того проводишь там слишком много времени.
Лицо Ливи было напряжено, и голос чересчур резок. Ей все известно, догадалась Роз. Она знает и тяготится этим, но ничего не может, — а точнее,
— Но я целую вечность не видела Роб Роя, — запротестовала Роз, входя в роль. Можно было сколько угодно травить своего отчима, но не свою мать.
— Как будто он тебя помнит, — насмешливо бросила Ливи.
— Так оно и есть на самом деле. Он любит, когда с ним разговаривают, некоторым лошадям это очень нравится.
— И прекрасно. Если то, что они говорят, лучше, чем то, что говорят некоторые из знакомых мне мужчин, то продолжай в том же духе, — посоветовала ей актриса, раздосадованная, что ее кокетство ни к чему не привело и планы на вечер были напрочь разрушены этой сукой-блондинкой в течке. Судя по виду, у нее мужиков перебывало больше, чем огурцов в бочке. У нее, видите ли, срочный междугородный разговор! — Я смотрю, все кому не лень уже побывали в саду, не было там, пожалуй, только сказочных фей, — злобствовала она. — Билли и Пенни тоже только что возвратились оттуда.
Роз успела перехватить мимолетный взгляд, брошенный Билли в сторону разъяренной актрисы, и она поняла, что та никогда не будет сниматься в его музыкальной комедии.
Позже, лежа в постели с сигаретой, что было строго-настрого запрещаемо Билли, и даже его жена вынуждена была скрывать это от него, размышляя о том, что ей удалось подсмотреть, Роз удивлялась, почему же она ничего не чувствовала. Видимо, потому, что каждый из двух этих людей, оказавшихся перед ней в столь нелепо-смехотворном положении, был ей глубоко безразличен. Если бы люди, занимающиеся любовью, могли видеть себя со стороны, вряд ли бы они стали заниматься ею после этого, пришло ей в голову.
Но больше всего она дивилась Билли — и впрямь козел, Билли Козел, подумала она, и с этой поры мысленно только так и именовала его. Видимо, он действительно был хорошим любовником, потому что Пенни и впрямь выглядела вполне удовлетворенной. Странно, думала Роз. Отчим и секс никак не ассоциировались в ее голове. Они с матерью и спали-то в разных спальнях, а вот когда был жив ее отец, он с мамой спал в огромной двухспальной кровати. Воскресные утра были особенно памятны Роз, так как в этот день ей и брату разрешалось залезать в кровать родителей, где им доставались лакомые кусочки от их завтрака и читались забавные истории.
С отцом, который умел веселиться от души, ей было хорошо и весело. Роз всегда была гораздо ближе к нему, чем к матери, она буквально купалась в неизменной его любви и одобрении. Она могла влететь к нему, когда он одевался, и он подхватывал ее на руки и начинал вертеть; мать же, быстро отстраняясь, всякий раз говорила: «Нет, Розалинда, ты помнешь мамино платье», или «Мама приводит в порядок свое лицо, иди, доченька, поиграй где-нибудь в другом месте», или «Не трогай мамины волосы, милая, прическу испортишь».
Мама всех называла «милая» или «милый». Папа же всегда называл маму «любимая». И он часто обнимал и целовал ее, и она тоже обнимала и целовала его. Роз никогда не видела, чтобы это делал Билли. И тем не менее произвели же они на свет Диану и Дэвида! Роз снова представила себе дикую нартину совокупления Билли и Пенни и попыталась приставить к пышнотелой ее «подруге» прелестное холодное лицо и изящное тонкое тело матери, но обнаружила, что не в состоянии этого сделать. Господи, нет… эта испарина, эта горячечная поспешность были совсем чужды ей. Никто, никогда не видел ее распаленной, тем более потной! Кого угодно, но только не
Она загасила сигарету, встала с постели, пошла в туалет и спустила окурок в унитаз, затем открыла окно, чтобы разогнать дым. Не потому, что кто-либо станет читать мне нотации, криво ухмыльнулась сама себе Роз, но, видимо, очень трудно избавиться от въевшейся привычки.
Господи, ломала себе голову Роз, устраиваясь поудобнее в постели, почему все, о чем бы ни подумала сегодня, связано с сексом? А потому, ответила она сама себе, что сидела она в первом ряду на решающей встрече национального чемпионата. Скольким еще людям дано наблюдать за другими, занимающимися сексом, — любовью это, конечно, никак не назовешь, потому что любовью здесь и не пахло. Эти двое спаривались, как дикие звери, — в их-то возрасте! Ему уже далеко за пятьдесят, а ей уже никогда не будет сорок — ну хорошо, ей-то уже не будет, а другим-то будет! Кому из семнадцатилетних девственниц удается получить столь выразительную иллюстрацию того, что происходит с мужчиной и женщиной, когда они полностью захвачены половым инстинктом?
Этот вопрос неожиданно привел ее к мысли о личном помощнике матери. Джеймз Латтрелл-Ли являл
