Лицо Ливи просветлело, как небо после бури.
— Вы сделаете это? Она послушает вас, так как уважает… именно поэтому ни за что не станет слушать меня.
Пропустив мимо ушей ее жалостливый тон, он сказал:
— Полагаю, поговорить нужно до того, как она встретится со своим отчимом. И если повезет, то разговор между ними вообще может не состояться.
— О Джеймз, дай Бог, чтобы так и случилось! — Лицо Ливи осветилось робкой надеждой. — Розалинда может делать потом все, что ей заблагорассудится, если только согласится сделать это ради меня. — Она передернула плечами: — От одной мысли, что Розалинда сцепится с Билли, меня в дрожь бросает. После этого он станет совсем невыносим, и тогда мы все пострадаем.
Джемз рассмеялся, и Ливи испуганно вскинула на него глаза, но, только встретив его взгляд, поняла, что сказала, и хихикнула:
— Увы, и денежки мои бы не помогли. — Она сдвинула свои тонкие брови: — Никогда не пойму, как мне удалось произвести на свет такую дочь, ни в чем на меня не похожую?
— Просто Роз слышит дробь иного барабанщика, вот и все. В то время как другие девочки балдеют от Роберта Редфорда и Клинта Иствуда, Розалинда боготворит Джорджию О'Киф и Мэри Маккарти.
Ливи удивилась.
— Правда?
Джеймз улыбнулся, и Ливи покраснела.
— Вы заставили меня почувствовать себя виноватой, — пробормотала она. — Но какой смысл притворяться? Я действительно не умею обращаться с детьми. Роз же всегда была истинным наказанием. Джонни, тот не доставлял мне никаких хлопот, Диана такая послушная, а Дэвид просто маленькое солнышко. Если вам удастся уговорить Роз, после дебюта она вольна делать со своей жизнью все, что пожелает, конечно, если это не слишком чрезмерно. Пусть тогда делает что хочет. Я не стану вмешиваться.
— Я попытаюсь, — пообещал Джеймз.
Ливи протянула ему обе руки.
— Ну что бы я делала без вас?
Джеймзу удалось уединиться с Роз только во время верховой прогулки. Она приехала в «Уитчвуд» на сугубо семейный уик-энд, когда были обе сестры Ливи и их мужья. Все еще регулярно совершавшая прогулки верхом, хотя страсть ее к лошадям несколько поумерилась, Роз обронила, что на следующее утро хочет отправиться на конную прогулку, и Джеймз спросил, не станет ли она возражать против спутника.
— Нет, если этим спутником будете вы, — честно призналась Роз, так как к этому времени он стал одним из близких ее друзей, хотя его гомосексуальные наклонности в свое время в немалой степени шокировали ее.
Ее познания о них ограничивались другом тети Тони Трумэном Капоте и еще членами кружка обожателей, везде и всюду сопровождавших ее мать. Но Джеймз сильно от них отличался: в нем не было ничего женственного, он никогда публично ни с кем не заигрывал. К тому же был добр и слишком джентльмен, чтобы приводить людей в замешательство, афишируя свои наклонности. Он был просто Джеймзом. Ее другом. И союзником.
И потому она внимательно выслушала все, что он нашел ей сказать о просьбе матери, пока они ехали через лес, поросший густой травой и наполненный пением. Лес начинался сразу за поместьем Билли. Солнечные лучи, пронзая густую листву, оставляли на земле замысловатый пятнистый узор, а их лошади — Роб Рой все еще был ее любимцем — трусили ленивой иноходью. На одной из прогалин, известной под названием Кольцо, так как деревья по ее краям выстроились в удивительно четкую окружность, они спешились, пустили лошадей пастись, а сами присели в марево колокольчиков.
Роз молча его выслушала.
— Вы человек истинно благородной души, — произнес он наконец. — Не думаю, чтобы ваша мать до сих пор просила вас о какой-либо услуге.
Роз рассмеялась, но он пропустил это мимо ушей.
— В данном случае это для нее очень важно. То, что она предлагает, на самом деле просто небольшое quid pro quo[14]: вы соглашаетесь на свой дебют так, как она хочет, а она позволяет вам поступить в Уэллесли, получить ученую степень по искусству, а затем окажет вам финансовую поддержку во время годичного пребывания во Флоренции.
— В этом нет никакой нужды, — смакуя слова, сообщила ему Роз. — Когда мне исполнится двадцать один год, я получу право на использование меньшего из двух денежных фондов, оставленных мне бабушкой, — большим фондом я смогу пользоваться по достижении тридцатипятилетия, — а этого более чем достаточно для Италии. Что же касается ее «разрешения», чтобы я поступила в Уэллесли, то в свое время она не могла нарадоваться моим успехам в школе. У меня с полдюжины приглашений в самые лучшие из женских университетов. Я всегда была круглой отличницей, в худшем случае самостоятельно смогу пробиться через колледж и получить необходимые знания. Другие же смогли это сделать! Поэтому вопрос о том, что моя мать что-то может сделать для меня, вообще не стоит. Такое случится впервые. Обычно она предпочитает перекладывать проблемы на другие плечи. — Роз обернулась к Джеймзу. — Знаете ли вы, что в одиннадцать лет моя тогдашняя гувернантка объяснила мне, что такое менструация и как я должна себя вести в это время, а когда у меня начала развиваться грудь, она же купила мне первый бюстгальтер. Гувернантка, а не родная мать! Меня воспитали слуги. И стоит ли удивляться, что с самых ранних лет я научилась полагаться только на саму себя, таить свои мысли и добиваться всего собственными силами?
Голосом ее, как рашпилем, можно было бы спокойно сдирать с поверхности краску.
Джеймз чуть подался вперед и мягко положил свою ладонь на один из ее сжатых кулачков. Несомненно, она была умной и сильной натурой, во многих отношениях намного взрослее своих лет, но в основном оставалась типичной восемнадцатилетней девочкой. И очень правильно с ее стороны, думал он, что она научилась скрывать от всех свои чувства в так называемой семье, где в действительности никому до них не было дела.
— Не могу понять ни ее, ни Билли, — после короткого молчания продолжала Роз. — Если бы она, по крайней мере, любила его, если бы он был для нее всем, тогда другое дело. Но этот брак заключен явно по расчету, он дань привычке, в основе его лежит стремление вести блестящую светскую жизнь. Неудивительно, что она такая худая, ведь она питается только призрачной своей легендой, купаясь в лучах восхищения и обогреваясь только его теплом; отключи его, и она исчезнет, испарится, как туман.
На холеном лице Джеймза не отразилось и толики того удивления, которое он чувствовал от поразительной проницательности столь юного существа.
— Все мы к чему-нибудь стремимся, — дипломатично заметил он.
— Но разве вы не заметили, что у моей матери нет искренних друзей? У нее масса знакомых, которых она
— Здорово же вы поставили меня на свое место!
Она дернулась нетерпеливо:
— Вы же знаете, что я имею в виду, вы же сами не скрываете своих наклонностей, но делаете это весьма деликатно. Я рада, что мама нашла вас, это значит, что и я приобрела друга в вашем лице.
— Но вам я не нужен в той роли, в какой задействован для вашей матери. Вам никто не нужен, Розалинда, не так ли? Вы — так уж случилось — обособились от всех, но надеюсь, не безвозвратно. Мне будет печально думать, что и в дальнейшем вы будете отождествлять жизнь с игрой в пасьянс, рассматривать людей, как карты, которые можно передвигать на столе.
На какое-то мгновение Роз смешалась, но врожденная честность снова взяла в ней верх.
— Ну что ж, ваша характеристика довольно точна, — согласилась она. — Ну и прекрасно, а какой еще прикажете мне быть? Не дай Бог мне в ком-либо нуждаться! К кому же, как не к слугам, я должна была бы обратиться тогда за помощью?
Джеймз не мог не видеть справедливости того, что она сказала, но бритва его была
