губах.
— И вы называете это правосудием? — гневно сказала Линда. — Харрису позволили покинуть суд со своей шлюхой, а вы даже не можете арестовать ее!
— Линда, это только первый раунд.
— Да пошли вы к черту! — выкрикнула она и убежала.
Скэнлон стоял на крыльце уголовного суда Манхэттена, наблюдая за потоком людей, входящих и выходящих из здания. Увидев Джейн Стомер, которая протискивалась сквозь толпу на улицу, он снова подумал, как все-таки совершенны ее фигура, лицо, губы, и со всей остротой ощутил, что без нее жизнь его пуста.
Она остановилась и сняла солнечные очки. Увидев его, развернулась и пошла обратно в здание. Он побежал за ней, догнал в мраморном вестибюле.
— Мне нужен твой профессиональный совет, — сказал он, хватая ее за руку.
Она обернулась.
— Я догадывалась, что ты придешь. Я слышала, что вы провалили дело Харриса.
— Мне нужна твоя помощь, Джейн. Позволь мне пригласить тебя на обед.
— Если все ограничится профессиональным общением, то я согласна. В противном случае забудь об этом.
Они вышли из здания через боковую дверь. Он подошел к киоску и заказал две порции сарделек с соусом и луком и два стакана сока. Протянув руку, чтобы взять салфетки, Скэнлон почувствовал пристальный взгляд Джейн.
Они перешли через дорогу и сели на скамейку в парке. Взяв булочку с сарделькой обеими руками, Джейн откусила немного и стала жевать в ожидании начала рассказа.
Скэнлон говорил неторопливо. Он изложил свое отношение к делу, рассказал, как собирал улики против Харриса, как арестовал его. Наконец заговорил о том, что ему запретили допрашивать миссис Галлахер.
Джейн слушала, то и дело потягивая сок через соломинку, окрашивая ее губной помадой. Завершив повествование, Скэнлон впился зубами в свою «горячую собаку» и стал ждать ответа. Джейн тщательно счистила с пальцев горчицу.
— Бруклинский помощник прокурора был прав: дело безнадежное. У вас нет улик, подтверждающих причастность Харриса и миссис Галлахер к любому из убийств. И у вас нет фактов, которые доказывают преднамеренность убийства. Полицейская страховка не служит доказательством, хотя и создает сильное предубеждение против миссис Галлахер. Вам надо хотя бы доказать ее участие в преступном сговоре. Если бы вы поймали Харриса с оружием, инструментом и гримом, вы смогли бы осудить его. Но вам все равно не удалось бы обвинить миссис Галлахер.
Она допила свой сок.
— Единственный способ обвинить ее — это запугать Харриса. Если вы сумеете его настращать, он начнет валить все на нее, чтобы спасти свою задницу. Но это предполагает соглашение между вами и Харрисом о том, что в обмен на показания он получит минимальный срок.
— И что ты посоветуешь?
— Я бы занялась поисками оружия. Если вы его найдете, то, возможно, сумеете доказать, что оно принадлежит Харрису. Тогда, имея отпечатки пальцев, след сапога и шрифт от машинки, вы сможете засудить его. И если будете вести себя достаточно нагло, он, возможно, захочет договориться с вами.
— Слишком много «может быть» и «если», — сказал Скэнлон. — А можно это оружие пустить как доказательство, если я его найду?
— Если на нем все еще есть серийный номер и тебе удастся проследить его путь до покупателя, а покупателем окажется Харрис.
— Что еще?
— Обойдите все банки в районе, где они живут и работают. Счет на покупку грима должен быть в банке, и тот, кто его выписал, наверняка заполнял квитанцию. Я еще проверила бы библиотеки, посмотрела, не брал ли кто-нибудь из этих двоих учебника по косметологии. — Она скатала салфетку в шарик и бросила его в стакан из-под сока. — Дело стоит того, Скэнлон? Попытка перехитрить систему, которой, по-видимому, все до лампочки?
— Я думаю, что да, — ответил Скэнлон, забирая у нее стаканчик и поднимаясь.
Он выбросил мусор в урну и вернулся. Вдруг Джейн с улыбкой сказала:
— Спасибо за цветы. Они были очень красивые, но лучше бы ты их не присылал.
— Я где-то читал, что цветы — самый короткий путь к сердцу женщины. — Он пожал плечами. — Я хочу, чтобы ты знала, какие чувства я к тебе испытываю.
— Пожалуйста, Скэнлон, не усугубляй, и так несладко.
— Нелегко быть неудачливым дряхлым детективом.
— Неудачливым, Скэнлон? Это ты неудачлив?
— Да, неудачливым. Больным несбыточными мечтами.
— И ты это чувствуешь ко мне?
Он накрыл ее руку своей.
— Я сам испортил наши отношения и теперь пытаюсь их наладить. Но все, что я ни скажу или ни сделаю, оказывается глупостью.
Джейн высвободила руку.
— Цветы не были глупостью.
— Тогда я пришлю еще.
— Пожалуйста, не надо. Я уже сказала тебе в прошлый раз, что встречаюсь с другим.
— Ты несправедлива к этому мистеру Как-бишь-его.
— К кому?
— К тому, с кем ты встречаешься. — Он начал поглаживать пальцами ее ладонь. — Я думаю, ты встречаешься с ним для того, чтобы забыть меня. Я думаю, что ты все еще любишь меня, и это несправедливо по отношению к господину Как-бишь-его.
— А можно поинтересоваться, где ты научился постигать мысли женщин и смысл их поступков?
— У моего психиатра, доктора де Несто.
— Ты, наконец, пошел к психиатру?
— Да. Я хотел узнать, почему так вел себя, когда потерял ногу. Чтобы понять, почему я не мог поделиться с тобой своим несчастьем.
— Доктор сумел помочь тебе понять это?
— Да, Джейн. Я много узнал о себе.
— Я горжусь тобой, Тони, — сказала она, положив руку на его плечо. — Такому человеку, как ты, трудно открыть кому-либо свою душу.
Он посмотрел на ее руки и смущенно сказал:
— У меня была важная причина. Когда я потерял тебя, то понял, как много ты для меня значишь. И… ну, еще я надеялся, что, сумев понять, почему я так себя вел, смогу снова завоевать твою любовь.
Она отвела взгляд.
— Доктор помог тебе преодолеть слабость?
— Думаю, что помог. — Он заерзал. — Понимаешь, я еще не был с другой женщиной, так что не могу знать наверняка.
— Все это время?
— Я просто не мог заставить себя делать это с другими. Я все еще борюсь с тревогой. Я до сих пор не знаю, когда и как сказать женщине, что я калека. Боязнь отпора — это кошмар. Ты просто не можешь себе это представить.
Она провела ладонью по его щеке.
— Я думаю, что никогда не понимала, насколько тебе было трудно.
— Есть еще одна причина, почему я не спал с другими. Это… это было бы все равно что порвать нить, которая, я чувствую, все еще существует между нами. Я не мог заставить себя это сделать.
