— Я все уничтожил.
— А Зильберт?
— Он согласился с тем, что я сделал все правильно.
— Не осталось ничего?
— То, что осталось, я уничтожу в самое ближайшее время.
— Интересно…
— Это все теперь уже неинтересно. А как живешь ты?
— Я-то? О, я теперь совсем другой человек. Нет, не так, — поправился Сергей, — просто здесь, в Москве, у меня совсем другая жизнь. Очень много интересной работы, интересных людей, борьбы и, как бы это определить, — Сергей не мог найти слово, — ну, в общем, это совсем другой уровень.
— Уровень? — переспросил Иван непонятное слово. — Тебе нравится?
— Да. Суматошно все очень. Я, кажется, уже бесконечно отдалился от своего прошлого. У меня нет времени думать о том, что не касается работы и семьи. Я, к сожалению, мало времени провожу в семье. С Наташей видимся раз в полгода, я прихожу на премьеры, не всегда, правда. А так — сплошная гонка. И я бы не сказал, что мне это не нравится.
— А ради чего гонка? Что является призом?
— Эх, Иван. Ты же знаешь, я не склонен к абстрактной философии. Важен сам процесс. В этой гонке много промежуточных этапов, и на каждом хочется быть первым, первым хотя бы среди тех, кого ты видишь, кто соперничает с тобой.
— Так это же и есть философия.
— Не знаю, может быть, это и есть философия моей жизни. Мне странно было слушать тебя. Ты, который никогда не сдавался, вдруг стал буддистом.
— Да нет… — Иван вдруг рассмеялся.
— Ну, или чем-то вроде этого… Я не силен в определениях, да и не в этом дело. Чем ты теперь собираешься заниматься?
— Пока не решил.
— Останешься в России или уедешь?
— Не знаю пока.
— А в ближайшее время?
Иван кивнул головой, как бы давая самому себе разрешение, и сказал:
— Поеду в наш родной город. Очень хочу побывать там.
— Ностальгия?
Иван задумался. И Сергей это заметил.
— Да, в некотором роде. Мне очень надо туда попасть, и как можно скорее.
— Ну так в чем дело?
— Сегодня мы туда вылетаем.
— Все правильно. И я бы тоже не прочь побывать на родине. И, кстати, нам бы надо поговорить о деле. Ты все-таки собираешься работать?
— Нет.
— Совсем?
— Совсем.
— На любых условиях?
— На любых условиях. Этот вопрос не обсуждается.
— Но почему? Ты можешь, по крайней мере, это объяснить?
— Хорошо. Только ты не должен никому, а прежде всего Наташе, даже намекать на то, что я тебе сейчас скажу. Я тебе обязан тем, что смог довести свою работу до конца, и поэтому не хочу лгать. Так вот, Сергей, я не могу планировать свою жизнь просто потому, что времени жить у меня почти не осталось. Вот и все объяснение.
Сергей опять уставился на Ивана своим новым тяжелым взглядом.
— И ты едешь на родину, чтобы уничтожить все следы твоего труда, о котором мы говорили тогда, лежа на полянке под березами и попивая дешевое вино. Да?
— И за этим тоже. И, может быть, в первую очередь.
— Кто тебе угрожает?
— Мне никто не угрожает. Таков уговор. Ты же понимаешь, что нельзя жить с таким знанием.
— А Зильберт?
— Он еще жив?
— Вчера был жив. Сейчас узнаю, — Сергей достал сотовый телефон и набрал длинный номер. — Как Зильберт? Что? И что это может означать? Хорошо, понял.
— Зильберт находится в реанимационном отделении, сердечный приступ. Пока жив, но без сознания. Это он? — Иван медленно покачал головой. — Кто?
— То, что теперь сильнее меня.
— Не понял.
— Моя душа. Я так запрограммирован.
— Опять не понял, ты говоришь загадками.
— Бог дал мне то, что у меня никогда не было, — душу. В ней программа моей жизни, и там сказано, что я найду свою смерть очень скоро. Очень!
— Чушь какая-то!
— Это правда, Сергей. И неважно, откуда придет моя смерть. Она придет.
— Это Он? — Сергей показал пальцем вверх. Иван наклонил голову.
— А что будет с нами?
— Ничего, жизнь будет продолжаться, только все то, что касается меня, исчезнет: воспоминания людей, газетные публикации, видеозаписи — все, что касается меня.
— Как это возможно?!
— Он это может.
— Как это физически возможно?
— А как было возможно накормить пять тысяч человек народа пятью хлебами и двумя рыбами? А как было возможно мне, человеку, который не играл даже в школьном оркестре, произвести такой фурор своим первым же публичным выступлением? Ты же знаешь об этом моем концерте. Пока Лийил на Земле — все возможно. Он может внушить людям, всему человечеству все что угодно.
— Это что-то вроде психотропного оружия?
— Да что-то вроде… но если говорить о физическом смысле — он не в этом, а в том, что при помощи Лийила Бог меняет реальность…
Иван хотел объяснять дальше, но Сергей прервал его.
— Хорошо, про Лийил я слышал и раньше. Но как можно изъять газеты, уничтожить видеозаписи?
— Может быть, завтра ты получишь команду уничтожить все имеющиеся у тебя материальные носители, на которых написано мое имя. И ты сделаешь это и ничего потом об этом не вспомнишь. И такое тоже уже бывало.
— С Иисусом, например?
— Да, и с ним — в первую очередь.
— Но ведь что-то осталось.
— Только то, что Он, — Иван показал рукой вверх, — захотел оставить. Но это об Иисусе, обо мне Он не оставит ничего…
— Почему?
— Потому что он был Христос, а я Антихрист.
— Ты же не прошел путь Антихриста.
— Я — да. Но тот, кто получит мои знания, может пройти его до конца.
— Ему ведь так просто заставить замолчать любого.
— Меня же Он не заставил замолчать. Правда, я сам этого хотел. Бог не может причинять вред