так, что они теперь уже не шумели, а гудели и поскрипывали. «Только крепкие деревья могут расти здесь на склонах. Чуть подгнил — и все, конец, жди первого урагана. Или сломает, или вывернет с корнем».
По небу неслись мрачные осенние тучи. Иногда брызгал дождь. Иван шел среди этого шума и дождевых брызг, покачиваясь под сильными порывами ветра. Идти было трудно, приходилось преодолевать крутые подъемы и обходить многочисленные выступы скал. Иван глубоко и напряженно дышал, в ногах чувствовалась сильная усталость, по спине бежал пот. Теперь тяжесть мешка ощущалась очень хорошо. «Будто бы бежишь марафон. Ну да делать нечего, надо идти», — думал Иван. Дорога становилась все круче. Когда наступили сумерки и можно было остановиться, Иван лег на землю и долго лежал, пока не отдышался. Наконец, собравшись с силами, начал собирать хворост.
И следующие несколько дней характер пути и окружающего ландшафта не изменился. Иван шел так же без остановок, вымотался до предела, и каждый шаг давался ему теперь через силу.
С каждым днем становилось все холоднее. Пока Иван шел, было не холодно, но ночью приходилось сильно мерзнуть. Здесь была уже поздняя осень. Сильный ветер, который дул все время почти без перерыва, сорвал до срока с деревьев почти все листья. Вода в лужах к утру замерзала и оттаивала только к полудню.
Через несколько дней пути Иван вышел на редколесье. Гряда, по которой он шел, значительно расширилась и стала более пологой. Деревья росли здесь только у подножия гряды, вокруг были скалы и камни. Иногда приходилось спускаться в глубокие ущелья и переходить вброд бурные и холодные ручьи, несущие в своих темных струях разноцветные листья.
Иван весь был поглощен движением, все его силы, и физические и духовные, были направлены на преодоление трудного пути. Он почти ни о чем не думал и ничего не вспоминал. Картошки в мешке осталось совсем немного, поэтому Иван сначала ел досыта, но вскоре, поняв, что еды надолго не хватит, стал экономить. Теперь приходилось несколько раз в день делать привалы. Иван сидел, прислонившись спиной к дереву, и слушал свое сердце. Когда оно успокаивалось, он вставал и шел дальше.
Еще через несколько дней пути деревья вообще почти перестали встречаться. В ложбинах около ручьев рос кустарник и низенькие, кривые березы. Изредка попадались такие же низенькие и кривые сосны. Ночью было очень холодно, а развести костер стало проблемой, потому что трудно было найти хворост. Картошка почти кончилась. «Хоть тащить ничего не надо, и то хорошо», — думал Иван. Простудиться он не боялся, потому что вообще никогда не простывал и даже не знал, как это бывает, но спать из-за холода было почти невозможно. Стоило уснуть, и холод тут же заставлял проснуться и двигаться, чтобы не замерзнуть. Но днем было довольно тепло, особенно когда выглядывало солнце.
В один из дней ветер разогнал все тучи и перестал дуть. Стало тепло. Иван с утра лег на мох, подстелив под себя почти пустой мешок, и уснул. Он проспал до самого вечера, а когда проснулся, уже взошла почти полная желтая луна. Путь был хорошо виден, и Иван пошел вперед. Аллеин летел впереди всю ночь, не исчезая из виду. Его загадочно светящийся отражением лунного света прозрачный силуэт не отбрасывал тени.
Иван шел медленно, и Аллеин не торопил его. Луна склонилась к западу и собиралась зайти за высокую гору, когда Аллеин остановился и, повернувшись лицом к Ивану, сказал:
— Мы пришли на указанное место, Иван.
— Что мне теперь делать? — спросил Иван.
— Ждать. Он должен прийти сюда. Он обязательно придет. Когда он это сделает, я не знаю. Но будь уверен, момент для этого он подберет самый подходящий. До свидания, Иван.
— До свидания, Аллеин, — ответил Иван. — А как мне потом отсюда выбираться? Ты поведешь меня назад?
— Пока не знаю. Ничего не буду тебе говорить и обещать. Желаю тебе выстоять, Иван.
Аллеин исчез, как бы растворился в лунном свете. Луна зашла за гору, стало темно, и Иван остался один под яркими осенними звездами. Он осмотрелся по сторонам — ничего не было видно, кроме черных силуэтов гор вдали, и заметил, что небо на северо-востоке уже начинало светлеть. Наступал новый день.
Иван сел на камень и стал ждать рассвета. Светало медленно. Контуры окружающих гор проступали сквозь сумрак, будто проявляясь на фотобумаге. Вся гамма цветов состояла из оттенков черного. Черные низины, куда не попадал свет, и светло-серые склоны на южной стороне. Когда рассвело, Иван увидел, что он всю ночь шел по гребню гряды, довольно круто поднимавшейся вверх. В месте, где он находился, подъем заканчивался, и дальше гряда шла ровно, слегка изгибаясь дугой. Заканчивалась она, упираясь в горный кряж. Высокие горы были покрыты ледниками и холодно сверкали, отражая свет восходящего солнца.
На западе, внизу, была каменистая пустынная равнина. А на востоке, через пологое ущелье, — такая же гряда, только пониже. По дну ущелья, невдалеке, бежал ручей. Никакой растительности не было. «И все-таки надо попробовать найти каких-нибудь прутиков, чтобы развести костер и поесть последний раз», — решил Иван и, тряхнув мешком, в котором трепыхнулось несколько картофелин, пошел вниз к ручью. Вода в ручье была холодная, буквально ледяная. Камни около ручья были покрыты тонким слоем льда. И этот лед, похоже, и не собирался таять. Стоило брызгам попасть на камни, как они тут же покрывались ледяной, блестящей корочкой. Кое-где из-под камней пробивалась сухая трава. Удалось найти несколько кустиков какого-то неизвестного Ивану растения. Иван собрал в кучу все, что может гореть, потратив на это немало времени, налил немного воды в котелок и, положив в него оставшуюся картошку, поджег траву. Сухая трава сразу вспыхнула, и с минуту костер горел сильно. Иван встал к костру спиной так близко, как только это было возможно, и зажмурил глаза от удовольствия. Так приятно было среди окружающего холода чувствовать жар костра. Но когда трава прогорела, костер быстро потух. Прутики кустарника гореть не стали, потому что были сырыми. Иван попробовал воду в котелке. Она была чуть теплой. «Ну что ж. Все ясно», — сказал себе Иван и, морщась, выпил из котелка теплую воду, а потом стал жевать сырую, хрустящую на зубах картошку. Процесс поедания сырой картошки занял у него много времени, но он решил съесть все девять картофелин, что и сделал. После этого Иван опять поднялся вверх и сел на тот же камень.
Ветра совсем не было, и солнце, стоящее над горами, приятно грело лицо. «Если днем будет так тепло, как сегодня, то я могу протянуть здесь довольно долго и умру от голода, а если будет холодно и задует ветер, то от холода», — подумал Иван. Ему вдруг открылась вся реальность происходящего с ним. «Какой Сатана?! Какой Лийил?! Я просто помешался на решении своей задачи и, сойдя с ума, пришел сюда, чтобы умереть здесь в одиночестве, как уходят в пустынное место животные, почувствовав приближение смерти. Их побуждает к этому инстинкт, и меня тот же древний инстинкт заставил скрыться от людей в этих горах. Надо попытаться выбраться отсюда. — Иван подскочил было, но, посмотрев назад, медленно сел на место. — Сколько дней я шел? Семь, а может — четырнадцать, а может, больше? Нет, на обратную дорогу сил не хватит. Буду умирать здесь. Боже
Сердце Ивана колотилось, и кончики пальцев слегка дрожали. «Когда же это произошло? Когда я сошел с ума? Да, конечно же, — после этой драки. Мне, наверное, повредили мозг. И все, что происходило со мной позже: все эти полеты в пространстве и во времени, встречи с Богом, Риикроем, — все это просто бред. А Лийил? Вызвать его? — Иван хотел было произнести знакомое заклинание, но тут же остановил себя. — Нет, не надо поощрять своего сумасшествия. Представился шанс здраво оценить, что же со мной произошло, а я опять бросаюсь в мир грез. А была ли Наташа или это тоже моя выдумка? Ну хоть какое- нибудь доказательство того, что хоть что-то в моей жизни за последние дни — реальность, Господи, ну хоть какое-нибудь!»
Иван схватил себя рукой за горло и быстро засунул руку за пазуху. Он нащупал пальцами то, что искал, достал и положил на ладонь. Маленький латунный крестик светился у него на ладони. Иван напряг зрение, чтобы разглядеть как следует детали орнамента. Рассмотрев крестик внимательно, он засунул его за пазуху. «Вот доказательство, что в церкви я был, значит, и у Наташи я был — это реальность. Ну, а насчет остального лучше согласиться с тем, что этого не было».
Иван огляделся по сторонам. В голову пришла мысль: «Здесь миллионы тонн горной породы, я по сравнению с этим — даже не песчинка, но я стал возмутителем спокойствия всего этого. Я боюсь, я надеюсь, я хочу есть, наконец. Я хотел все объяснить. А зачем? Вот главный вопрос — зачем я хотел все объяснить, а не довольствовался тем, что предназначено мне природой, ведь природе мои объяснения ее существования не нужны. — Иван склонил голову, глубоко вздохнул и закрыл глаза, кисти его рук устало и
