ровным счетом ничего, бой был все равно неизбежен. Застывший, отражающий ослепительное солнце взгляд желтых звериных глаз сосредоточился в узких черных щелях зрачков. Из этих щелей-бойниц готовилась выстрелить смерть. Тигр занял позицию для броска, подобрал под себя лапы и мерно бил хвостом по арене, поднимая песчаную пыль. «Черт возьми, как он красив, этот зверь», — подумал Иван. Сердце Ивана билось, как тяжелый молот, виски сдавило будто обручем. «Уж не страх ли это так действует, будто мозги выдавливает». Тигр почему-то медлил. На трибунах громко кричали, тем временем люди, что были на арене, сгрудилась в углу арены, как стадо овец. Но Иван ничего этого не видел и не слышал. Он смотрел в глаза тигру, а тот не отводил взгляд. Ивану стало легче: ощущение безысходного бешенства сменилось радостным чувством, что он опять стал хозяином самому себе. Тигр бросился вперед, раскинув свои мощные лапы, готовый сделать молниеносный удар, который должен превратить этого человека в сплошную кровавую рану. Иван тоже бросился вперед, позже на долю мгновения. Со стороны показалось, что они это сделали одновременно. Иван сделал потрясающий прыжок, вытянув руки вперед, будто прыгал с трамплина в воду. Он старался, чтобы его тело при прыжке не попало в зону, в которой тигр мог его ударить своими огромными когтистыми лапами. И это ему удалось. Он прыгнул выше тигра и ударился ладонями рук о его голову, удар был такой, что Ивану чуть не вывернуло руки. Тело Ивана сделало поворот, и он оказался лежащим на арене рядом с тигром. Это продолжалось только мгновение, но за это мгновение Иван успел обнять тигра за шею обеими руками. Иван прижался к тигру всем своим телом и ощутил, как мягка тигриная шерсть. Тигр понял, что он промахнулся еще в полете, он взмахнул обеими лапами, пытаясь достать врага, но безуспешно. Приземлившись, тигр тут отчаянно подпрыгнул, потом повалился набок, выгнулся, стараясь стряхнуть с себя противника, потом начал отчаянно бить задними лапами и вдруг вытянулся на песке и замер. Иван, собрав все силы, сжал шею тигра и рванул его голову назад, усилие было такое, что Иван, как ему показалось, потерял сознание от напряжения, он чуть не вырвал свое плечо — так было больно. Иван, очевидно, сломал тигру шею, и тот умер сразу, так и не поняв, как его смог убить один из людей, которых он уже успел множество разорвать на этой арене.
Иван продолжал лежать в обнимку с тигром, не в силах разомкнуть свои воистину смертельные объятия. Он услышал рядом с собой голоса. «Кто посмел подойти ко мне, поверженному на землю? Кто это? Как это может быть?» — застучало в висках Ивана. Он вдруг вскочил и ударил что есть силы кулаком в лицо стоящего рядом черноволосого бородатого мужчину. Потом он ударил еще и еще. Ивана охватила воистину безумная ярость. Он набрасывался на людей, окруживших его, как зверь, сбивая их с ног. На трибунах послышались возгласы — сначала удивления, потом восхищения. Ивана кто-то схватил за руки, он почувствовал, что в кожу его впились какими-то металлическими предметами, — это были доспехи римских солдат, они держали его вчетвером: двое за руки, один упал на землю, обхватив ноги, один схватил железной хваткой за шею. Но Иван оставался стоять, его не хотели валить на землю.
— Император приказал дать тебе меч. Если ты убьешь всех этих ублюдков, что на арене, тебе сохранят жизнь и дадут свободу, — сказал Ивану один из солдат.
Иван вряд ли понял, что ему сказали. Но он отчетливо понял, что его рука сжимает меч. Солдаты отскочили в сторону. Иван успел-таки развернуться и два раза ударить мечом ближайшего к нему: один удар пришелся в щит, другой был отбит мечом. Но солдаты быстро отступали, Пятясь назад к воротам. Иван начал было их преследовать, но они скрылись в воротах, что были в стене арены, не приняв бой.
Иваном полностью владело только одно чувство — ненависть к людям, ко всему, что есть человек во всех его внешних проявлениях, он будто бы взял ее от только что убитого им тигра. Взгляд, голос, запах, сам вид человека были ему ненавистны. Иван рванулся к сбившимся в плотную массу людям — тем, что были на арене. И блеск их глаз, жалобные вопли, проклятия — все слилось в одно сплошной крик и в одно впечатление. Иван тоже кричал его лицо было искажено страшной улыбкой, глаза яростно блестели. Он орудовал мечом, как мясник, убивая всех: мужчин, женщин и детей, отрубая руки, головы, ступая по телам. Он измазался в крови, будто искупался в ней. Ивану казалось, что, убивая, он избавляется от какого-то наваждения, владевшего им. На уничтожение всех обреченных ему потребовалось немного времени. Убедившись, что все мертвы, Иван поднял руки вверх, потряс ими и издал, именно издал, а не закричал, победный крик, от которого у некоторых присутствующих, видавших многое, зрителей, сжалось сердце, и сделал это Иван, не взывая к одобрению зрителей, а выражая чувство восторга, переполнившее его. Потом он медленно пошел вдоль стен арены, смотря в лица зрителей. Ему хотелось еще чего-то, внутреннее напряжение до конца не спало, но он еще не осознал — чего. Там, где были основные трибуны — стена была очень высокой, но с противоположной стороны — всего метра два с половиной — вполне достаточно, чтобы человек не мог ее перепрыгнуть, Иван увидел улыбающуюся женщину, надменную и восхищенную его жестокостью римлянку, — это Иван безошибочно понял. Прямой нос, пухлые губы, красивые большие глаза, роскошные волосы. Женщина чем-то походила на Наташу. Иван будто знал, что ему надо делать, а так оно и было. Здесь, на арене, он прекрасно знал, что ему надо делать. Он не думал ни о чем и ни в чем не сомневался. Иван бросил меч и, высоко подпрыгнув, схватился за край стены, легко подтянулся и оказался на стене. Он перемахнул через нее так быстро, что никто ничего и не понял. Трибуны издали вздох изумления. Иван сделал два прыжка и оказался рядом с женщиной, которую приметил. Он повалил ее на сидение, сорвал с нее белую одежду и попытался овладеть ею. Никто из находившихся рядом мужчин не мешал ему, все видели, что это за человек. Иван изнасиловал бы женщину, если бы ему не помешали подбежавшие солдаты. Трибуны требовали смерти Ивана на арене. Возмущенные зрители встали с мест и, обращая свой взор на центральную трибуну, где сидел император с супругой, громко кричали. Император встал, поднял руку, все тут же замолчали, и установилась тишина. Иван тоже перестал сопротивляться и, смирившись с тем что, вырваться не удастся, стал смотреть на императора.
— Этот человек совершил невероятное, — сказал император громким, высоким и весьма неприятным голосом, — я тоже совершу невероятное. Я оставляю ему жизнь, потоку что он явно не христианин, а воин, достойный героев древности, и он может стать уважаемым гражданином Рима. А сейчас я спою вам песнь, исполненную содержания, соответствующего моменту.
И император запел. Никто не сел, все молча стояли и слушали. Некоторые слушали, опустив головы.
Ивана связали и уволокли в какой-то подвал, где и оставили в полной темноте. Здесь Иван, наконец-то, пришел в себя. Цепь событий, которая началась на свадьбе у Михаила или даже раньше — в пивной, и привела к тому ужасу, что он сотворил, наконец, завершалась. Иван лежал на спине, но не ощущал ожидаемого умиротворения и спокойствия. «А Лийил здорово уловил мое состояние и выполнил наш уговор. Все равно эти люди, это, наверное, христиане, были обречены. Я принес им более легкую смерть, — Иван глубоко вздохнул. — Теперь можно возвращаться в свое время». Но тут двери открылись, и в сопровождении трех солдат в подвал вошел человек в тоге и громко сказал:
— Успокойся и не сопротивляйся. Тебе ничто не угрожает. Сейчас нас ждет император. Он удостоит тебя высочайшей чести — лично даст тебе римское гражданство, свободу, земельный участок и деньги.
«Приключение продолжается. Что ж, придется познакомиться с Нероном. Не иначе, Лийил дает мне понять, что он — мой духовный предшественник. Замечательно, впрочем, я так и знал…» — подумал Иван и сказал:
— Хорошо. Что я должен делать?
— Смыть с себя кровь, переодеться и следовать за мной.
Во внутреннем дворике Ивана полили водой из кувшинов, вытерли и дали ему белую легкую одежду.
— Следуй за мной, — сказал тот, что был в тоге.
Трое солдат неотступно шли за Иваном. Его долго вели по каким-то комнатам и дворикам, потом они пошли по анфиладе комнат, обращенных окнами к морю. «Вот он, мой сон! Это из моего сна! — воскликнул Иван. Да, этот путь в точности повторял тот, которым он много раз ходил во сне. — Невероятно! Что же это, почему?» Но дать объяснение этому факту Иван не успел, потому что его привели в зал с колоннами, где его ждал, прохаживаясь и то и дело потирая ладони, император Нерон.
Нерон молча подошел к Ивану на расстояние примерно пяти шагов, чуть наклонил в сторону голову, слегка прищурил один глаз и долго рассматривал его, как рассматривают диковинное и опасное животное.
— Кто ты и откуда? — спросил Нерон.
— Я из Скифии. Воин. Зовут меня Иван, — ответил Иван.
