Иван подошел к Наташе и обнял ее. Это получилось как-то неестественно, и Иван понял, что Наташа это почувствовала: не отозвалась, как обычно, на его прикосновение, она была внутренне напряжена — это Иван ощутил даже кончиками своих пальцев.
Наташа почему-то заплакала, неожиданно для себя, но она не показала своих слез Ивану. Хотя он догадался, что она плачет. «Она все поняла, что я думал», — решил Иван. Но он ошибся. Наташа ничего не думала и не делала никаких выводов — ни сознательно, ни бессознательно. Ей было жалко: Ивана — непонятно почему и себя — тоже непонятно почему, может быть, потому, что ей было жалко Ивана, и она не знала, что с этим можно поделать.
До начала регистрации оставалось минут сорок. Ивану захотелось посмотреть здание аэропорта. Оставив Наташу и Сергея сидеть в зале ожидания, он поднялся на галерею, откуда был хорошо виден весь огромный зал.
«Сколько людей! — Иван как зачарованный смотрел на толпы народа, заполнявшие зал. Он не мог оторваться от этого зрелища. Казалось бы, движения людей бессмысленны, но если присмотреться, то видно, что одни ждут, другие бесцельно, чтобы скоротать время, прогуливаются, третьи уже целенаправленно движутся в определенном направлении: сдают багаж, проходят контроль и таможню. Эти уже на пути к цели — к выходу на посадку. — И это огромное здание, и все-все, что здесь есть, создали люди. Люди. — У Ивана начала слегка кружиться голова. — Многое же мы можем, когда объединены общей целью. А если сейчас громко закричать? Тогда все они обратят на меня внимание?» И Ивану захотелось крикнуть, чтобы его услышали все находящиеся в зале. Это желание было настолько сильным, что Иван, чтобы не закричать, был вынужден зажать себе рукой рот. Ему показалось, что если бы он крикнул и его бы услышали, то это и было бы величайшее счастье в его жизни. Оказывается, именно этого он всегда и хотел — чтобы его слышало как можно большее число людей. И тогда бы кончилось это бессмысленное, бесцельное движение, все бы знали, что делать; делать надо то, что он скажет. Осталось только решить, что сказать.
Возбуждение, охватившее Ивана, возрастало. Он себя достаточно хорошо контролировал, но теперь отчетливо сознавал, что публичного выступления, где он будет говорить людям о самом важном, ему не избежать, как не избежать смерти. Какими бы ни были те слова, которые он скажет, они должны быть сказаны — непременно должны быть сказаны, — даже если ценой этих слов будет его собственная смерть, уничтожение, вечная мука там, за гранью сегодняшнего бытия. Все это не имеет решающего значения, имеет значение лишь то, что они должны быть сказаны, эти слова. «Откуда такая власть надо мной у этого чувства? Но если это идет из моего человеческого существа и имеет основой только то, что заложили в меня мои мать, отец, мои предки, страна, в которой я родился и жил? Как мне к этому относиться и что делать? Говорить? И если говорить, то что? Я должен рассказать о Системе? Да?»
Еще немного — и Иван бы вошел в знакомое ему особенное состояние духа. Обычно это бывало, когда он находил решение сложной проблемы; это ощущение можно было определить, как своеобразную эйфорию, которая сопровождалась необычайной ясностью мысли, и тогда Иван мог за минуты сделать столько, что в обычном состоянии невозможно было сделать и за годы. Это всегда было как озарение. «Нет, не время сейчас. Нет», — прошептал Иван и сел прямо на пол. Он закрыл голову руками и сидел так, чтобы не видеть людей и не слышать шум их голосов.
— Эй, парень, что ты тут расселся? А ну вставай! — услышал Иван голос. Его кто-то тряхнул за плечо. Иван вскочил. Кровь бросилась ему в голову. Перед ним стоял милиционер. «Не хватало еще сейчас попасть в какую-нибудь неприятную историю», — подумал Иван.
— А, задремал что-то, — сквозь зубы выдавил Иван и отвернулся. Он несколько раз глубоко вздохнул. Потом повернулся к милиционеру. Кивнул головой и добавил уже спокойным голосом: — Я в порядке.
— Что ты здесь делаешь? Документы, — сказал милиционер.
Иван достал из внутреннего кармана куртки документы и подал их милиционеру. Тот внимательно их посмотрел.
— В Нью-Йорк летите? В командировку или насовсем?
— В командировку, на неделю.
— Ну что ж, счастливого полета, — сказал милиционер и отошел в сторону. «Красивый парень, нечего сказать, — так оценил милиционер Ивана, — только, видать, со странностями».
Иван встал и, обращаясь в зал, сказал:
— Эй, Сатана, ты слышишь меня? Я сейчас понял о себе нечто очень важное. Я теперь знаю, какая сила движет пророками. То, что я открыл или что открылось мне, — совершенно необходимо сказать людям. Все, что есть во мне, требует этого. Ну так вот, я никогда этого не скажу! Почему? Потому, что перебороть это стремление для меня — значит победить тебя. Я не хочу быть твоим пророком, Сатана.
«Вот это да! — воскликнул Риикрой. — Он решил идти по второму пути. Пути тайному и самому короткому. Он — гений…»
«Неужели он остановится на этом своем решении?» — спросил у себя Аллеин, хотя знал, что чувства, владевшие Иваном только что, были столь сильны, что он, как и всякий человек, подобный ему, никогда не откажется от решения, принятого в таком состоянии.
Через полтора часа Наташа, Иван и Сергей уже летели в Нью-Йорк.
Глава вторая
1
Самолет летел над океаном на высоте десять километров. Аллеину, чтобы не отстать, приходилось затрачивать немало сил, ведь вся мощь двигателей самолета не могла продвинуть Аллеина и на миллиметр. Чтобы находиться рядом с Иваном, он должен был тратить собственную, особую энергию.
У Ивана было какое-то странное ощущение, ему казалось, что самолет несет его не через океан, на другой материк, а в другую жизнь.
Наташа молчала. Иногда она бросала взгляд на Ивана, но тот, казалось, не замечал этого. «Почему он молчит, почему не обращает на меня никакого внимания?» — думала Наташа.
— Иван, — позвала Наташа.
Иван отреагировал не сразу. Когда он повернул голову, Наташа быстро, не скрывая раздражения, отвернулась. Иван это заметил.
— Что ты хотела, Наташа? — спросил он, не отводя взгляда.
— Я? — Наташа сделала удивленное лицо. — Мне показалось, что ты что-то хотел мне сказать.
— Да нет, — Иван пожал плечами, — ничего.
— Ну и я ничего, — слегка кивнула головой Наташа, как бы давая понять, что разговор окончен.
Между ними враз возникло отчуждение, которое Аллеин видел зримо. Он мог видеть зримо и ненависть, и любовь.
Наташа обратила внимание на двух мужчин лет тридцати-сорока, вошедших в их салон из переднего салона самолета. Это были высокие, стройные брюнеты с мужественными лицами. Одеты они были так, будто их только что взяли прямо с обложки журнала мод. Тот, который, как решила Наташа, был немного помоложе, направился к ним.
— Пожалуйста, извините, что побеспокоил вас, — обратился незнакомец к Наташе, потом перевел взгляд на Ивана и Сергея. — Я и мой коллега являемся официальными представителями «Юнайтед Системз» в России. Мы бы очень хотели поговорить с вами и сочли бы за честь, если бы вы согласились разделить нашу компанию.
Наташа, не взглянув на Ивана и Сергея, с готовностью встала и сказала:
— Спасибо за приглашение. Я с удовольствием.
