— Где это мы? — спросил Иван.
— Недалеко от грузового порта, — ответил Билл.
Музыканты взяли свои инструменты и направились в узкий и извилистый переулок, который вывел их на большой двор, выходивший к набережной и окруженный старыми домами. Дома эти, постройки, наверное, прошлого века, видно, давно не ремонтировались, штукатурка во многих местах обвалилась, а на крышах росла трава. Площадь была пустынна, но на набережной было много народу.
— Есть же еще в Нью-Йорке такие места! — воскликнул Иван.
— В Нью-Йорке еще и не такие места есть, ты у Питера спроси, он расскажет… А вот и наши апартаменты, — Билл показал на вход с вывеской. — К счастью для нас и к несчастью для публики, на лучшие нам не дают заработать наши вокалисты.
Мэтью слышал, что сказал Билл, но никак не отреагировал.
Музыканты ввалились в холл, здесь же был и бар, и небольшая эстрада, отсюда же вела лестница наверх.
— А, объявились, приятели, — встретил их бармен. — Ну и как, платить будете?
— Будем, будем, дорогой, — будем… — Билл достал деньги и отдал бармену. Тот внимательно их пересчитал и положил в кассу. — Дай что-нибудь пожрать, Ник, на четверых и выпить — на шестерых. Мы поставим тут у тебя музыку? — спросил он у бармена.
— Ставьте, черт возьми, ставьте вашу музыку — раз заплатили, буду терпеть, мать вашу… — проворчал бармен и вышел.
Пол в баре был грязный.
— Что тут так грязно, подтереть, что ли, некому? — удивился Иван.
— А, ну его, — махнул рукой Билл, — не обращай внимания. Тут, сам видишь, что за заведение, кто сюда заходит — тем все равно, какой пол: грязный, чистый или его вовсе нет. Билл вставил кассету в магнитофон и настроил громкость. Он посмотрел на Ивана и сказал:
— Это будет стоить двадцать долларов. Включать? — Иван засмеялся и ответил:
— Включай. У вас тут все, я смотрю, стоит по двадцать долларов.
Слушать музыку Ивану было неприятно, он не получал никакого удовольствия. Все было, как и на концерте — профессиональный аккомпанемент, но слабый вокал и ведущая гитара, которая явно не справлялась с отведенной ей партией.
В бар стали заходить посетители: в основном это были моряки и проститутки. Один из посетителей заорал на весь зал:
— Эй, кто-нибудь, выключите эту музыку наконец…
Бармен подошел к Биллу и сказал:
— Давай включим что-нибудь другое, Билл.
Билл взглянул на Ивана. Тот молча достал двадцать долларов и отдал их Биллу. Тот взял деньги, тут же отдал их бармену и сказал:
— Выключи музыку, Ник, и принеси нам бутылку водки. Русской. У тебя есть русская водка?
— Есть. Но этих денег мало.
Иван достал еще двадцать долларов и отдал их бармену.
Все сидели молча: у Питера был все такой же отсутствующий вид, лицо Мэтью ничего не выражало, Билл крутил головой, осматривая публику. Бармен принес водку и ужин. Билл налил всем понемногу и сказал:
— За покупателей наших кассет, — и, не дожидаясь никого, выпил. — Слушайте, парни, сегодня полно народу. Играть будем?
Питер пожал плечами и спросил:
— Что?
— Что нам с тобой играть, что ли, нечего?! — воскликнул Билл. — Эх… был бы Ник здесь… Извини, Мэтью. — Тот покачал головой и ответил:
— В этом деле я вам, парни, не помощник. Мой репертуар вы знаете. У меня наезженная колея.
Иван тем временем внимательно рассматривал публику. Здесь говорили, наверное, на всех языках. Иван слышал английскую, испанскую, немецкую, французскую речь, все много пили. У стойки толпился народ. На улице, под навесом, несмотря на прохладную погоду, выставили столики, и там тоже сидели люди. «Бойкое местечко, — подумал Иван, — здесь каждый — прохожий с одного конца света в другой и каждый — сам за себя». У Ивана опять, как тогда в аэропорту, появилось непреодолимое желание привлечь внимание всех этих людей к себе. Иван весь напрягся. Тут его словно осенило — это было как удар молнии:
Он вышел на эстраду и некоторое время молча смотрел в зал. Внутри него все вибрировало, мозг находился в состоянии страшного возбуждения, но в нем не было никаких мыслей. Вдруг появилась тема: «Мы — люди — созданы смертными. Это единственное, что нас объединяет».
Иван коснулся струн гитары. И тут только сообразил, что она не подключена.
— Подключите мне гитару, я хочу сыграть, — обратился Иван к подошедшему к нему бармену.
Билл с неожиданной быстротой сорвался с места и, растолкав подвыпивших моряков и проституток, подбежал к эстраде, воткнул в гитару Ивана шнур и настроил усилитель.
— Давай, Иван, покажи им, — подмигнул он, — не бойся ничего, я, если что, помогу. — Но Иван не слышал его. Он видел, что Билл подключил гитару, и что на усилителе загорелся огонек. Билл щелкнул по микрофону. Он работал. Иван подошел к микрофону и взял аккорд. Гитара была расстроена. Он быстро настроил ее. Зал не обращал на него никакого внимания. Все так же пили, ели, разговаривали.
Иван как будто впал в транс. В его мозгу, работавшем теперь на полную мощность, словно прорвалась плотина, сдерживающая поток мыслей и звуков. И он, уже не контролируя эту страсть, овладевшую им, взял первый аккорд и начал играть, обрушив на присутствующих лавину звуков; в этом пассаже было столько виртуозного блеска, что все невольно посмотрели — кто это смог так сыграть? Иван сделал паузу, в зале установилась тишина.
И Иван заиграл. И больше уже никого и ничего не замечал вокруг. Он сочинял слова, музыку, играл, подсознательно реагировал на реакцию публики — одновременно. Это была импровизация, но никто бы никогда не догадался об этом. Пальцы Ивана летали по грифу с невероятной скоростью, а голос, кто бы мог подумать, что у него такой голос! — звучал ровно и мощно. Весь зал смотрел только на него. То, что он играл — была удивительная, ни на что не похожая музыка. Гитара будто бы играла свою партию, в своем ритме, это был не аккомпанемент, а именно сольная партия, а Иван пел свою партию. Если закрыть глаза, то казалось что играло, по крайней мере, две гитары, а солист пел сам по себе, потому что невозможно было так играть и петь. Но люди видели, что все это делает один человек. Билл уже сбегал за своей гитарой и, моментально подстроившись, начал аккомпанировать. Питер подбежал следом, расставил барабаны и включил ритм.
Звуки и слова брались неизвестно откуда, это было похоже на то, как рождалась новая идея. Создавая свои математические модели, Иван находился на вершине возможного для него счастья, если удавалось найти красивое, неожиданное решение, а сейчас чувство радости и удовлетворения было много сильнее — ведь то, что он творил, было доступно другим. У Ивана было чувство, что его пальцами и голосом управлял кто-то, а он был лишь передатчиком, но это только усиливало остроту счастья.
Иван каждой клеточкой своего мозга чувствовал, что те, кто его слушал, уже начинали любить его, потому что он освобождал их чувства, заставлял их сопереживать ему. Он играл при помощи своей гитары на струнах их душ, и они были ему благодарны за это. Настоящим же чудом было то, что Иван впитывал чувства и стремления людей, находящихся в зале, совмещал с идеей, которую хотел донести, и выражал все это с невероятным блеском и на том уровне сложности, который был понятен большинству присутствующих.
Иван закончил свою композицию и осмотрел зал. Все стоя аплодировали. На него смотрели десятки восторженных глаз. Он подарил им волшебство, и какое! И люди благодарили его за доставленное удовольствие.
Только один человек сидел за своим столиком и не аплодировал, он неотрывно смотрел на Ивана и улыбался. Это был Риикрой. Наконец он поднял руки и, три раза медленно и выразительно хлопнув в
