Кравцовым разъезжали?
— Билеты он покупал. Я не знаю, на какие. Значит, были деньги. Он на «Водоканале» работал…
— Знаем мы его работу, — двусмысленно произнес Бублейников.
Вошел конвоир.
Клоун, не читая, подписал протокол, вернул его капитану Вегеру и, оглядываясь на неумолимо строгого майора и вытирая рукавом футболки потное лицо, вышел с конвоиром.
После короткого перерыва Коваль распорядился привести Кравцова.
— Ну что ж, — сказал подполковник, когда Кравцов по его разрешению опустился на стул и вытянул свои длинные ноги. — Все произошло так, как и предполагалось. Ваш приятель Самсонов признался, что ходили вы к Иллеш ночью, грабить ходили.
На неподвижном лице подозреваемого это сообщение не отразилось, разве только еле заметно шевельнулись полуопущенные веки и углубились уголки сжатых губ.
— Что вы на это скажете, гражданин Кравцов?
Кравцов ответил не сразу. Положив свои огромные руки на колени, он задумался, потом спросил:
— Долго вы его били?
— А вас бьют?
— Меня? Нет.
— Но ведь и вы сейчас признаетесь. Под давлением неопровержимых фактов.
Подозреваемый упрямо, как норовистый конь, мотнул головой и сверкнул холодными голубыми глазами.
— Самсонов показал, что вы лазили ночью через забор, что грабеж этот был задуман вами давно.
— Это не доказательство. Клоун берет на себя — его дело, а я при чем? Может, он и ходил грабить, и лазил через забор.
— Есть и объективные данные. Метеостанция дала официальную справку, что дождя днем не было, только вечером, — подполковник пододвинул поближе к Кравцову документ, но тот даже не взглянул на него.
— И наниматься к Иллеш ты с Самсоновым не ходил — все это записано в протоколе, — указал на стопку исписанной бумаги капитан Вегер. — А самое главное: есть свидетельство местного жителя — ты его знаешь, и я могу его назвать, — которого ты расспрашивал, много ли добра у Каталин Иллеш и зачем ей столько денег. Это тоже прямое доказательство…
Кравцов тяжело дышал, глядя в сторону.
— Как видишь: и прямые есть доказательства, и косвенные, и признание напарника. И — лучше поздно, чем никогда — сознаться самому, тогда и смягчающие тебе найдут, и высшей меры не получишь. Зачем она тебе, хоть ты ее полностью заслужил? — Произнеся эту тираду, майор Бублейников умолк, и вид у него был такой, словно он до конца выполнил свою миссию.
Длинный взглянул на майора, на Коваля, посмотрел на авторучку в руках капитана Вегера, готового записывать его показания, еще несколько секунд подумал и, громко вздохнув, сказал:
— Пишите.
И начал рассказывать о ночи на шестнадцатое июля…
Вегер быстро писал. Но вдруг его перо словно споткнулось, и он остановился: Кравцов слово в слово повторил то, что говорил Самсонов.
— То, что вы сказали до сих пор, не вызывает сомнений, — заметил Коваль. — Отправились с Самсоновым ночью грабить вдову Иллеш, перелезли через забор. А дальше путаете.
— Ничего я не путаю.
— Вы ведь не вернулись назад, — строго сказал майор Бублейников. — Как же это у вас получается — шли, шли и никуда не пришли?
— Я уже сказал: там кто-то был. Я на мокрое дело не пойду.
— С чего вы взяли, что там «мокрое» дело?
— Догадался.
— А уходили, говоришь, опять через забор?
— Да.
— Не ври! Можно было и через калитку выйти. Задвижка-то на ней изнутри, со двора. Зачем же рвать штаны на заборе?!
Кравцов не ответил.
— Ну так что же?
— Не знаю, — наконец выдавил из себя Кравцов.
— Ну ладно, — сказал Коваль. — Перелезли через забор, очутились на улице. Это они с перепугу, Семен Андреевич, — усмехнулся подполковник. — Но зачем же все-таки из города бежать, да еще так далеко?
— К вам в руки попадать не хотелось.
— Но ты же твердишь, что ни в чем не виноват! — воскликнул Бублейников.
— А попробуй докажи тут, в камере, что ты не верблюд. Знаем мы вас. Судимых сразу схватите. А мы там были, во дворе. И следы оставили. Кто нам поверит? Да еще с таким, как Клоун. Его прижми маленько, он сразу запищит. Так и получилось. У вас такая манера. Знаю. Вам лишь бы в сроки уложиться и дело закрыть. Я переждать хотел, пока вы тут настоящего убийцу найдете. А потом и вернулся бы.
— Хорошего вы мнения о милиции, нечего сказать, — заметил Коваль.
— Полжизни с нею дело имею.
— Я больше.
— Сравнили! — возмутился Длинный. — Шкура у меня одна, и справедливость вашу я на ней проверять не намерен.
Бублейников отвернулся, чтобы не выдать своих чувств. Где это видано — вот так разговаривать с убийцей, как делает это Коваль, который разрешает мерзавцу грубить, насмехаться! Так вот с преступником манежиться! Скоро, пожалуй, дойдет до того, что будут милиционера посылать за мороженым для арестованных. Как в оперетте! Дали бы ему с этим Длинным с глазу на глаз потолковать — всю спесь сбил бы сразу!
— Ну хорошо, — прервал дискуссию Коваль. — Придет время, поймете. А сейчас нас интересует, кто еще, кроме Самсонова, был с вами в ту ночь во дворе Иллеш? Подумайте, Кравцов, хорошенько. На этот вопрос нужно ответить. Правда и точность в ваших интересах.
— Если не было третьего, значит, убили вы с Самсоновым, — зло добавил майор. — А теперь отпираетесь.
Когда Длинного увели, Бублейников повторил свою мысль:
— Ишь как ловко у них получается: во дворе были, грабить шли, а в дом не вошли. Я не я, и лошадь не моя. Дело ясное — сговорились. И поют, как по нотам.
— Если и сговорились, то, разумеется, не обо всем, — заметил капитан Вегер, складывая листки протокола.
— Ну, это детали… О том, нанимались ли к Иллеш и тому подобное. Но в главном — показания одинаковы. Не верю им ни на грош. По мне, самое время Туру их передать. Пусть предварительное следствие ведет. Наше дело сделано — искать больше нечего.
— Надо искать, Семен Андреевич, — не согласился Коваль. — Не вам объяснять, что когда в доме имеются отпечатки следов третьего лица, то его тоже необходимо найти.
— Конечно, Дмитрий Иванович, — кивнул майор. — Но ведь это не исключает участия этих двоих. Больше того — только через них и можно выйти на третьего участника шайки. А виновность Кравцова и Самсонова, по-моему, доказана.
— Василий Иванович, — обратился подполковник к Вегеру. — А кто такой таинственный Кукушка по вашей картотеке?
— О нем рассказал карманный вор, задержанный на вокзале. Кажется, опасный тип. Мы сейчас им занимаемся.
— Странная история, — размышляет вслух Коваль. — Сначала отпирались от всего, не хотели
