утратит былую проворность, мечник должен быть достаточно известен, чтобы с достоинством уйти на покой — поступить на службу к кому-нибудь из нобилей, готовых оплатить присутствие в своем доме столь прославленного бойца. В таком случае мечника ждали не слишком сложные обязанности личного охранника и учителя фехтования детей нобиля или его стражи. Самое страшное, что могло случиться с мечником, — увечье или, что немногим лучше, — работа в школе фехтования.
Всякому было известно, что подлинных мастеров боя на мечах тренируют виртуозы, которые, словно из-под земли, вырастают на проселочных дорогах или в переполненных кабаках, подходят к счастливчику и предлагают поступить к ним в ученичество. Иногда за ними приходится идти следом из города в город, пока они не согласятся приступить к обучению, увидев, что ты этого действительно достоин. Считалось, что в школу фехтования идет одно отребья — либо простолюдины, желающие иметь преимущество в уличной потасовке и покрасоваться перед юбками, либо слуги, мечтающие произвести впечатление на хозяев, чтобы набить себе цену.
Имя Винсента Эплторпа не из тех, что станут повторять из века в век в легендах. А зря. Эплторп был блестящим мечником. В свое время он мог бы задать жару самому Сент-Виру, однако его имя слишком рано позабыли — все из-за последнего боя, обернувшегося трагедией. Слишком рано Винсент получил в бою страшный удар, распоровший ему руку и не оставивший ни малейших шансов. Рана загноилась, но вместо того, чтобы расстаться с жизнью, Винсент предпочел распрощаться с левой Рукой. Лишь чудом он не лишился и того и другого. Его спасло вмешательство друзей, которые отнесли находившегося в пьяном ступоре Эплторпа к хирургу. После ранения он пил беспробудно, желая заглушить боль и страх перед гангреной. Винсенту удалось спасти жизнь. Если бы он умер, быть может, его бы и запомнили за былые победы. Мечники предпочитают смерть, оставляющую славу о них. О бесславных примерах из реальной жизни тех, кого в решающий момент подводят мастерство и выучка, стараются не вспоминать.
Вряд ли кто-нибудь сумеет назвать хотя бы одного однорукого мечника со времен Черного Марка из Аристона, жившего за два столетия до рождения Винсента Эплторпа. Стены Аристонской башни увешаны портретами Черного Марка; художники специально писали его так, чтобы зрителю сразу было видно — один из рукавов прославленного воина пуст. Среди мечников ходит масса легенд о его подвигах. Однако на всех картинах изображен мужчина среднего возраста, чье лицо с ястребиным носом изборождено морщинами. Более того, любой человек, хотя бы немного сведущий в фехтовании, знает, что для поддержания равновесия требуются две руки; к тому же вторая рука оказывается очень кстати, когда возникает необходимость перебросить в нее оружие. Скорее всего, Черный Марк потерял руку уже после того, как стал прославленным мечником, впрочем, это ничуть не мешает рассказывать о нем самые невероятные истории.
Как это ни парадоксально, Винсент Эплторп вырос в Южных холмах, откуда можно было увидеть Аристонскую башню. Он не обращал на нее особого внимания, покуда его не привезли полумертвым из города на дне фургона. Его сестра управляла фермой, принадлежавшей их семье, и все полагали, что он там поселится и станет помогать по хозяйству. Вместо этого Винсент стал часто и подолгу пропадать. Он ходил к башне и часами стоял там, глядя на входящих и выходящих людей. Эплторп так ни разу и не предпринял попытку попасть внутрь. Ему было достаточно того, что она рядом. А он все думал о великом одноруком мечнике. Сестра надеялась, что со временем он уймется и женится — так на ферме появится еще одна пара рабочих рук. Когда наступила пора собирать урожай, мечты сестры обратились в прах. Винсент вернулся в город.
Эплторп решил, что уже прошло немало времени и его успели забыть. Он открыл школу фехтования подальше от мест, где собирались мечники, устроив ее на чердачном этаже немалых размеров, располагавшемся над галантерейным магазином. В помещении были низкие потолки из-за косого ската крыши, летом там стояла удушающая жара, зато это место имело одно неоспоримое и редкое для города преимущество — обилие свободного пространства. Через несколько лет Винсент уже смог себе позволить переехать на восточный край города — в залу, располагавшуюся над конюшнями. Вначале ее планировалось использовать под манеж, но потом выяснилось, что пол выдержит гораздо меньше лошадей, чем предполагалось. Вскоре Эплторп нанял пару помощников — молодых людей, тренировкой которых Винсент занимался лично. Они не собирались становиться мечниками, однако знали достаточно для того, чтобы учить. Помощники следили за учебными боями и занимались починкой соломенных чучел, на которых отрабатывались приемы. Эплторп по-прежнему оставался мэтром. Он показывал ученикам движения и удары, а если это ему было не под силу — объяснял на словах. И вот, через десять лет после трагедии, находясь в том возрасте, когда другие мечники начинали подумывать об уходе на покой, он все еще оставался хозяином своей судьбы. Когда Винсент демонстрировал приемы боя. Ученики видели, что он ничуть не утратил подвижности, ловкости и грации, благодаря которой каждое его движение — легкое и уверенное — казалось образцом совершенства.
Майкл Годвин восхищался Винсентом, но это было восхищение человека несведущего. Покуда Майкл еще не мог по достоинству оценить точность выпадов Эплторпа, однако его завораживала четкость, с которой наставник демонстрировал любое движение — всякий раз молодому лорду казалось, что его обдает волна жара. У Майкла иногда мелькала мысль, что именно подобную слаженность действий и называют «чутьем». Точно так же, как и у Сент-Вира, каждый жест Винсента был преисполнен изящества и чувства достоинства, которые ничуть не напоминали томную изнеженность аристократа или кипучую энергию торговца. Майкл послушно выставил вперед правую руку, стараясь двигаться так же плавно, как и Винсент. Со стороны казалось, что это очень просто.
— Нет, — покачал головой наставник, глядя на вытянувшуюся перед ним шеренгу преисполненных надежд учеников, — вы ничего не добьетесь, пока не отучитесь так стоять. — Его голос был удивительно спокоен: ни единой нотки недовольства или раздражения. Вместе с тем не слышалось в нем и ласки. Когда Винсент Эплторп видел, как ученики допускают ошибки, он никогда не расстраивался. Он знал, каким должен быть конечный результат, и неустанно раз за разом пускался в объяснения, покуда его не добивался. Он обвел взглядом шеренгу и бесстрастным голосом весьма справедливо заметил: — Такое впечатление, что вас всех сейчас будут бить. Вы боитесь расправить плечи и втягиваете шеи. И что в итоге? Осанка кривая, значит, и удар будет кривым… У всех одна и та же ошибка. За исключением… За исключением вас. Да, вас. Как ваше имя?
— Майкл Годвин, — честно ответил молодой лорд. К чему врать? Годвинов в стране хоть пруд пруди, а здесь его вряд ли кто-нибудь знает в лицо.
Эплторп кивнул:
— Годвин Амберлейский?
Майкл склонил голову, потрясенный тем, что мечник знает его семейство и название принадлежащих ему земель. Наверное, его выдали волосы.
— Род Годвинов славится красотой, — молвил наставник. — Вам повезло. В стойку. — Майкл неуклюже подчинился. — Нет, сейчас не думайте о кисти, просто покажите всем руку. Так, а теперь все посмотрите сюда. Видите, какая осанка? Понятно, как держать плечи и голову? Вот отсюда и берется естественная плавность движений. За дело.
В его наставлениях всегда наступал момент, когда объяснения причин и следствий подходили к концу, после чего звучала команда: «За дело!» Ученики, поглядывая на Майкла, попытались придать шее нужную осанку и расправить плечи так, чтобы грудь при этом не выдавалась вперед колесом. Майкл, следуя совету учителя, перестал думать о кисти и принялся отрабатывать выпад: вперед-назад, вперед и снова назад, полностью отдавая себя этому движению. Он никогда не думал, что осанка может принести ему такую пользу. Конечно, она ему помогала и раньше, например в танцах, да и одежда благодаря ей сидела лучше. Теперь же, когда движения руки с мечом приятно отдавались в плече, все окончательно встало на свои места.
Эплторп, ходивший вдоль шеренги учеников и исправлявший ошибки, остановился рядом с Майклом и произнес:
— Очень хорошо, Годвин. Теперь давайте займемся вашей кистью.
Вернувшись домой и пройдя в большую, просторную гардеробную, где из-за холодов развели в камине огонь, Майкл стянул с себя пропитанную потом одежду, которую он специально надевал для тренировок. Один слуга без слов унес прочь наряд, который, скорее, пристало бы носить простолюдину,
