Ричард, что за ужасные вещи ты говоришь!
— Может, он ей не нравился.
— Нравился или нет — какая разница? Он все равно рехнулся. Титул принадлежал ей по праву рождения, а мужа и так держали под замком. Зачем его было убивать?
— Наверное, ел слишком много?
— Он умер от удара.
Сент-Вир опустил голову и улыбнулся.
— Ну разумеется, — произнес он.
Барки стали раскачиваться и клониться: друзья и знакомые, находившиеся на разных судах, пытались подобраться друг к другу поближе, чтобы обменяться последними сплетнями или угощениями. Несколько оркестров устроили между собой состязание — в уши ударил вой трубы, в него вплелся плач арфы и свирели, а потом в дело вступили музыканты из струнного квартета.
— Что ж, — промолвил Алек, кивая в сторону реки, — по крайней мере, мы можем быть полностью уверены в том, что супруг герцогини Тремонтен явно умер не от скуки.
На сблизившихся барках царило веселье. Люди с разных кораблей обменивались приветствиями и кидали друг другу куски снеди. Гостям герцогини удалось заполучить с соседних судов пару апельсинов, однако невозмутимый вид Дианы удержал желавших присоединиться к радостной сутолоке, а деревянные крылья лебедя, венчавшего нос, достаточно хорошо защищали борта от летящих в корабль гостинцев.
Мэри Холлидей, у которой бал хороший музыкальный слух, о чем знали очень немногие, поморщилась от бившей в уши страшной какофонии различных мелодий и мотивчиков. Диана сочувственно ей улыбнулась и спросила:
— Может, нам удастся уговорить их сыграть разом «Наш светлый город»?
— Вы ни за что этого не сделаете, если и вправду меня любите, — отозвался дракон-канцлер Феррис. — Я не очень разбираюсь в музыке, но от «Светлого города» мне уже делается дурно. Каждое заседание Совета начинается с исполнения именно этой песни.
— А вам когда-нибудь доводилось слышать ее в исполнении трио, состоящего из трубы, арфы и виоль д'амур[1] — улыбнулась ему герцогиня.
— Нет, и я буду считать себя счастливчиком, если судьба и впредь станет оберегать меня от такой напасти. Какая жалость, что я не взял с собой переносного органа! Так бы мы их всех отправили ко дну, исполнив «Господь согрел мне сердце».
— Э-э-э, нет, нам пришлось бы установить органные трубы на корме — жалкое получилось бы зрелище. Если же вам холодно, милорд, достаточно раскусить зернышко перца, и вы сразу согреетесь.
В душу Майкла стало закрадываться подозрение. Похоже, Диана и Феррис очень близко знакомы. Но насколько близко? Может, они любовники? «Не будь ослом», — одернул себя Майкл. Тем временем лорд Горн докучал молодому лорду и Елене запутанной историей о каком-то государственном банкете, где ему довелось бывать. Причем, видимо, для придания рассказу особой выразительности Горн считал необходимым время от времени трогать Майкла за колено. «Если Феррис и Диана действительно любовники, от соперника придется избавиться, — подумал Майкл. — Впрочем… Да, я еще только начал учиться, но Эплторп, кажется, считает, что я подаю надежды. Я могу и сам вызвать дракон-канцлера на дуэль, только сделать это надо без предупреждения, чтобы Феррис не успел вместо себя выставить на бой какого-нибудь мечника». Однако, чтобы нобили сражались на дуэлях сами… Такое было просто немыслимым. Не сочтет ли герцогиня это дурным вкусом? А может быть, именно такого смелого поступка она от него и ожидает?
— …С чем, я уверен, лорд Майкл непременно согласится, — с самодовольством закончил лорд Горн.
— Что? — Застигнутый врасплох, лорд Майкл поднял голову, неожиданно услышав собственное имя.
Леди Елена захохотала и бросила в молодого лорда ароматический шарик, попав в плечо. Горн уставился на Годвина немигающим взглядом ясных серых глаз, отчего добытая браконьерами серебристая мерлуза,[2] которую жевал Майкл, тут же стала пресной, утратив вкус.
— Елена, — раздраженно обратился Майкл к девушке, которая зажала в руке очередной ароматический шарик, — вы не соизволите держать себя в руках?
Сейчас единственной наградой, способной сдержать его гнев, мог стать чистый, словно звон серебряного колокольчика, смех герцогини.
Алека раздражало, что ему не удается спровоцировать Сент-Вира на спор о том, которая из барок перевернется первой. В том, что это произойдет, Алек, наблюдавший за поведением пассажиров, нисколько не сомневался.
— Послушай, — с терпеливым упорством произнес он, великолепно зная, что Ричард никогда и ни по каким вопросам не заключает пари, — все очень просто. Если ты думаешь…
Однако слова Алека потонули в многоголосом реве разом заигравших труб. Слуги на кораблях заметались, кинувшись тушить факелы, отчего барки стали мотаться из стороны в сторону. Музыканты, воспитанные не столь хорошо, как их хозяева, сыпали ругательствами. Берег со всхлипом лизнула волна, поднятая раскачивающимися лодками. С середины реки доносились переливы смеха. Потом неожиданно все стихло. Вверху разорвалась первая петарда.
Она взлетела синей звездой и, ярко сверкнув, взорвалась, осыпав небо тысячами огненных лепестков, которые, быстро угасая, устремились вниз. На обоих берегах реки воцарилась тишина. Люди взирали, как пламенеющие искры ринулись вниз к поджидавшей их тьме, оставляя за собой мимолетный призрачный след.
Воспользовавшись недолгим затишьем перед следующим залпом, Ричард повернулся к другу, но Алек не сводил глаз с опустевшего неба. Его лицо было преисполнено страстного ожидания.
К Ричарду и Алеку, стоявшим на крепостном валу, стали присоединяться местные жители — на этот раз не студенты, а торговцы. Люди подходили семейными парами, воркуя, обняв друг друга за талии. Алек их словно не замечал. В небесах расцветали огненные гирлянды, окрашивая его лицо в золотистый и зеленый цвета.
Теперь воздух разорвал пронзительный свист. Некоторые из зевак, стоявшие за спинами друзей, подпрыгнули от неожиданности. Ком ярко-алого пламени рассек мрак. Он медленно, словно цветок, распустился сотней завитков и усиков, обнажив в центре золотистую пульсирующую сердцевину. Долго тянулись секунды, все окрестности залило красным. Ричард услышал, как Алек издал страстный вздох, и увидел, как друг поднял руки, погрузив их в рубиновые отсветы.
Грохот салюта, эхом ходивший по реке, отражаясь от берегов, заглушал все остальные звуки. Ричард понял, что подле него появился кто-то еще, только когда ощутил рядом едва уловимые колебания материи. Рука мечника скользнула вниз и стиснула запястье незнакомца, шарившего у Ричарда там, где джентльмены обычно носили кошельки. Не опуская взгляда, Сент-Вир сдавил руку еще сильнее, после чего медленно обернулся, желая взглянуть на приглушенно застонавшего от боли вора.
— Ой, — сказал Ловкач Вилли и улыбнулся вяло, но и отчасти победно, — я и не думал, что это ты.
Ричард отпустил его руку, и воришка принялся массировать пережатый нерв. Вилли с остреньким простодушным личиком был маленьким и тщедушным, как ребенок. Он специализировался на домушничестве. Ричарду стало совестно, что он повредил воришке рабочую руку, но Вилли отнесся к случившемуся философски.
— Ты одурачил меня, мэтр Сент-Вир, — произнес он. — Разоделся — ну просто не узнать. Я решил, что ты какой-нибудь банкир. Впрочем, ладно, я все равно рад, что тебя нашел. У меня имеются новости для тебя, которые ты, думаю, захотел бы услышать.
— Ладно, — кивнул. Ричард. — Коли пришел, можешь заодно и на салют посмотреть.
Вилли обратил взгляд к небу и пожал плечами:
— Зачем? Это просто обычные разноцветные огоньки.
Ричард дождался, пока стихнут радостные возгласы людей, приветствовавших очередной залп, после
