было кротким и невинным.
Феррис посмотрел на девушку и улыбнулся.
— Ну, необязательно от вашего, — ответил Феррис. — Это я так сказал, к примеру. Фигура речи.
— Тогда упрямец помрет с голоду, — бросил Горн. — Не возьмется один, так возьмется другой.
— А вы не усматриваете определенную опасность в том, что некий человек, отклонивший предложение о работе, при этом оказывается посвященным в ваши тайные замыслы?
— Опасность? — При этой мысли лицо Горна залилось румянцем. — Нет, пожалуй, нет. Если, конечно, мечник не перейдет на сторону противника, что маловероятно, учитывая их законы. Если он вас предаст, впоследствии ему не придется рассчитывать на новую работу.
— Тут вы совершенно правы, — Феррис повернул золотое кольцо у себя на пальце.
— Дело не в опасности, — вздохнул с облегчением Горн, который, убедившись в том, что Феррис ничего не знает об отказе Сент-Вира, был рад посудачить о подобных случаях в эмпирическом плане, — дело вовсе не в опасности, а в бесчестье. Ведь, согласитесь, мечников никто не просит думать или рассуждать. Им не надо править городом, не надо печься о собственных владениях или тревожиться о мнении вышестоящих лиц. Взять деньги и выполнить задание — что может быть проще? Вот, к примеру, мой портной ведь не отказывается шить мне камзолы для верховой езды только потому, что ему не нравятся лошади. Если вы позволите им думать, что у них есть право отклонять предложения…
— Но у них и вправду есть такое право, Аспер. — Бэзил Холлидей заерзал в мягком кресле, не в силах больше сохранять одно и то же положение. — И это самое меньшее, что мы в состоянии им дать. Они рискуют ради нас, дураков, своей жизнью, и именно мы должны предлагать им такие условия, чтобы потом не оскорбляться отказом.
— Отказ всегда неприятен, — мягко произнес Феррис и сочувственно посмотрел на Горна, — вне зависимости, от кого он получен. На самом деле, Аспер прав. Все сводится к вопросу о власти. Кому она принадлежит? Нам или им?
— У них мечи. — Лорд Холлидей посмотрел себе на руки и улыбнулся. — У нас — все остальное. Что, собственно, не имеет никакого значения, когда к горлу приставляют острие клинка.
— Каждый мужчина живет на острие клинка, — произнес нараспев Феррис.
Горн невольно рассмеялся над остроумным замечанием.
— Я говорю о том, — начал развивать свою мысль Феррис, — что именно человека заботит. Если этот предмет забот очутится в вашей власти, то в вашей же власти окажется и сам человек. Поставьте под угрозу то, что он любит, то, чем он дорожит, и тогда его судьба будет в ваших руках, поскольку выбудете прижимать к его горлу острый как бритва клинок. И таким образом, — продолжил он, — можно с пустыми руками обезоружить человека. Возьмем, к примеру, честь. Если бы вам было известно нечто, способное меня опозорить, я бы дважды подумал, прежде чем отказывать вам в какой бы тони было просьбе.
— Но честь, в нашем ее понимании, — дело нобилей, а не мечников-простолюдинов, — вмешался Горн. — Для них честь всего лишь товар, точно также, как клинки, и они тотчас забывают о ней, стоит им вернуться домой к своим шлюхам, выпивке и мелким ссорам. Они живут в Приречье как собаки. Им на все плевать — они меняют женщин чаще, чем мы перчатки, и спускают наши денежки, прежде чем мы успеваем дать им очередной заказ.
— Вы заблуждаетесь, — мягко произнес Феррис. — Абсолютно равнодушных ко всему людей не бывает. — Его лицо было обращено к Горну, но единственный здоровый глаз смотрел на девушку. — Главное — найти у человека слабое место. Катерина залпом допила херес.
— Мало кто хочет признать, но даже в Приречье людские страсти обусловлены людскими же пороками.
— С этим никто не спорит, — спокойно произнес Бэзил Холлидей.
Увидев, сколь напряжена девушка, сидевшая в другом конце комнаты, он понял, что отвлеченные рассуждения Ферриса на философские темы — уже не игра и, возможно, никогда ею и не была. Великий канцлер догадался, что сейчас у Ферриса вспыхнуло желание поиграть с властью, находящейся в его руках, — через это в свое время проходит каждый. Похоже, в своих играх Феррис предпочитал ограничиваться пределами своего особняка. Однако Холлидей никогда не судил о личных отношениях других людей: у каждого человека в городе, если внимательно приглядеться, были свои странности. Впрочем, сейчас роль молчаливого свидетеля Бэзила не устраивала.
— Горн прав, — продолжил Холлидей, — у нас честь особого рода, поскольку особого рода и власть. Ни один из лордов не станет поступать как простолюдин, поскольку за лордом власть государства, власть, данная ему богатством и по праву рождения. Должен отметить, что я считаю бесчестным использовать подобную власть при сведении личных счетов.
— Именно поэтому, милорд, от мечников такая польза, — повернулся к нему Феррис. — Они представляют частные интересы. При этом, как недавно справедливо заметил Горн, честь мечника ограничивается лишь вопросом, можно ли ему доверять или нет.
— И только? — спросил Холлидей. — Больше мечников ничто не заботит?
— Похоже, у нас возникли разногласия. — Тонкие губы Ферриса расплылись в улыбке. — Что ж, почему бы в таком случае нам не спросить мнения Катерины? В вопросах, касающихся чести мечников, она настоящий знаток.
Маленькая женщина встала и направилась было к камину, но Феррис ее остановил.
— Сядь, Катерина, огонь и так жарко горит. Расскажи нам лучше, как живут мечники.
Она села и замерла, словно одеревенев, вцепившись широко расставленными пальцами в колени.
— Джентльмены уже все сами сказали, — не отрывая взгляда от пола, ответила она. — В свободное время мечники пьют, играют в кости и устраивают драки.
— Насколько я слышал, они оказывают нам огромную услугу, расправляясь в Приречье с самыми отъявленными мерзавцами. — Феррис с довольным видом откинулся в кресле.
— Там и вправду проливается много крови, — ответила она, — поэтому люди достойные предпочитают не появляться в Приречье.
— Однако не сомневаюсь, женщинам нечего опасаться мечников? Должны же мечники кого-то холить и лелеять.
Катерина расплылась в мрачной улыбке, словно до нее только что дошла вся соль шутки.
— Я знавала мечника, который убил свою… любовницу.
— Из ревности?
— Нет, они поссорились.
— Надо полагать, у мечника был отвратительный характер.
— У нее был еще хуже. Гораздо хуже. На самом деле его никто не винил, а даже если такие и находились, они ничего не могли сделать. Мы все ее знали.
Даже Холлидей замер, словно окоченев. Обитатели Приречья редко становились слугами, а под маской деланной покорности Катерины Великий канцлер чувствовал бурлящую энергию и страх загнанного в ловушку дикого зверя.
— Так что же этот мечник? — спросил Феррис. — Он погиб?
— Едва ли. В прошлом месяце он уложил двух противников во время дуэли в зимнем саду.
— Мерзавец, — выдавил из себя Горн. У лорда перехватило дыхание. — Сперва он убил мечника, принадлежавшего моему дому, а теперь я вдобавок узнаю, что он зарезал безоружную женщину.
— Явно не из тех людей, — промолвил Феррис, — которых что-либо заботит. Не исключено, что подобный подход по-своему разумен, учитывая положение, в котором мечник оказался бы в противном случае.
— Два года назад, когда этот мечник еще не был столь разборчив в заказах, он весьма заботился о себе, — с неожиданной злобой промолвил Горн. — Разумеется, я не могу сказать, брал ли он тогда деньги… Сами знаете, как ведут себя провинциалы из деревни, когда они молоды и впечатлительны.
— Аспер, — тихо произнес Бэзил Холлидей, — эта женщина — его друг.
Но Катерина лишь улыбнулась лорду Горну:
— Да, это были чудесные времена, — произнесла она. — Обычно, когда он возвращался из Всхолмья, он приносил с собой букет цветов. Какой стыд, что он связался с той… с той женщиной. Впрочем, сейчас он
