И он легонечко, для виду, По шее треснул немчуру. Хозяин в грязь зарылся носом, Потом поднялся кое-как… А Конь с досадой фартук сбросил И, осерчав, пошел в кабак. 3 Оправив сбрую, на которой Блестел набор из серебра, Немчин кобылу тронул шпорой И важно съехал со двора. Он наблюдал враждебным взглядом, Как просыпается Москва. На чепраке с метлою рядом Болталась песья голова. Еще и пену из корыта Никто не выплеснул пока, И лишь одна была открыта Дверь у 'Царева кабака'. Над ней виднелся штоф в оправе Да елок жидкие верхи. У заведения в канаве Валялись с ночи питухи. И девка там валялась тоже, Прикрыв передником лицо, Что было в рябинах похоже На воробьиное яйцо. Под просветлевшими крестами Ударили колокола. Упряжка с лисьими хвостами В собор боярыню везла. Дымком куриться стали домы, И гам послышался вдали, И на Варварку божедомы Уже подкидышей несли. Купцы ругались. Бранью хлесткой Москву попробуй удиви! У каменной стены кремлевской Стояли церкви на крови. Уже тащила сочни баба, Из кузниц несся дальний гул. Уже казенной песней 'Грабят!' Был потревожен караул. А сочней дух, и свеж, и сытен, Дразня, летел во все концы. Орали сбитенщики: 'Сбитень!' Псалом гундосили слепцы, Просил колодник бога ради: 'Подайте мне! Увечен аз!' На Лобном месте из тетради Дьячок вычитывал указ. Уже в возке заморском, тряском, Мелькнул посол среди толпы, И чередой на мостик Спасский Прошли безместные попы. Они кричат, полунагие, Прихлопнув черным ногтем вшу: 'Кому отправить литургию? Не то просфоркой закушу!' Уже и вовсе заблистали Церквей румяные верхи, Уже тузить друг друга стали, Совсем проснувшись, питухи. А он на них, начавших драться, На бестолочь и кутерьму Глядел с презреньем иностранца, Равно враждебного всему! 4 Он скромно шел через палаты, Усердно ноги вытирал, Иван с Басмановым в шахматы В особой горенке играл. Царь, опершись брадою длинной На жилистые кулаки, Уставил в доску нос орлиный И оловянные очки. В прихожей комнате соседней, Как и обычно по утрам, Ждал патриарх, чтобы к обедне Идти с царем в господень храм. Тому ж и дела было мало, Что на молитву стать пора: Зело кормильца занимала Сия персидская игра! Тут, опечален и нескладен, Надев повязку под шелом, Вошел в палату Генрих Штаден