любимой супруге:

                        Малка, близится день!                                                            Мне лучи его светят во мгле.                         Назови моим именем нашего первенца-сына.

И дальше, в этой же главе:

                        Пальцы женщины ежик упрямых волос                                                                                              шевелят,                         Теплой женскою лаской любое отчаянье                                                                                              лечится…

Но какое отношение имеет к их взаимной любви Соня (дочь Немзера)? Явно никакого, потому что на протяжении всей поэмы поступки Сони не имеют сюжетного развития и психологического обоснования, Так, например (Глава 7), из разговора раввина с генералом выясняется, что Соня замешана в бунте. Генерал говорит раввину:

                         Неприятная вещь.                                                        В переписке задержанных лиц                          Указания есть, что они приходили к ней                                                                                           на дом…

То, что в «переписке задержанных лиц», имеется указание, что бунтовщики приходили к Соне на дом, интригует, но не более, потому что ее благоволение к ним не имеет объяснения ни в одном из эпизодов. Но еще большее недоумение вызывает ее отношение к Леккерту, похожее на самопожертвование (Глава 14):

                        Ты метнулась вперед, под копыта                                                                                 казачьих коней,                         И меж двух обнаженных, зеркально                                                                         блистающих лезвий                         Пред тобою мелькнули в косом                                                                           дребезжащем окне                         Гирш Леккерт и…

Но, опять таки, этот ее поступок по ходу развития сюжета остается за рамками объяснимого: Леккерт о Соне ни разу не вспоминает и создается впечатление, что он об этой девушке не имеет никакого представления — его мысли заняты безраздельнро только одной женщиной (Глава 15):

                        И набухший живот укрывая под кофточкой                                                                                       жалкой,                         С узелком передачи подходит к воротам                                                                                      тюрьмы,                         Обезумев от слез, очумев от бессонницы —                                                                                         Малка.

И тут, наряду с таким до боли трогательным отношением Малки к своему супругу поэма завершается ничем не оправданным бегством Сони из дому:

                        Все, что Леккерту снилось, увидит она наяву,                         Будет в тюрьмах и ссылках,                                                              но переживет лихолетье.                         А пока она дрогнет и поезда ждет на Москву,                         И платком прикрывает щеку, обожженную                                                                                           плетью.

Если исходить из развития сюжета в широко известных произведениях Дмитрия Кедрина — поэмах, написанных помимо «Хрустального улья», то невозможно найти ни в одном из них незавершенности и непродуманности по линии развития повествования. А это дает право предположить, что в рукописном варианте «Хрустального улья» имелось более глав, чем в опубликованных. Исходя из известного (из того, что происходило с некоторыми произведениями Дмитрия Кедрина) цензура могла происходить, как со стороны издательств (редактора, или, скажем, цензора) так и по волеизъявлению Людмилы Ивановны, опасающейся, по известным причинам, за будущее своих детей. И, действительно, в воспоминаниях Светланы Кедриной об отце [1, стр. 118] говорится о том, что в «Избранное» Дмитрия Кедрина (1947 г. издания) «Зодчие» включены не полностью». Редактор В. Инбер обкорнала в этой поэме ту часть, в которой, по ее мнению, изображение великого града Москвы дано недостойно. Далее Светлана Кедрина [1, стр. 142] вспоминает, что «Ночь в убежище» — первое «стихотворение отца о войне, написанное в августе 1941 года, существует в урезанном виде», потому что мама (Людмила Ивановна Кедрина) постоянно выбрасывала в публикациях строфу:

                        Нет, мы не братья, люди — волки.                         Ты хочешь жить? Тогда ложись,                         Лежи и слушай, как осколки                         Твою освистывают жизнь.

Как уже говорилось, историческая повесть в стихах имела два названия «1902 год» и «Хрустальный улей». При этом следует обмолвится, что «Хрустальный улей» является более определяющим названием, чем «1902 год». Это вывод напрашивается именно потому, что словосочетание «хрустальный улей» являлось абсолютно авторским. Подтверждением этой мысли является цитируемое С. Кедриной [1, стр. 43] стихотворение «раннего» Кедрина:

                  В этом улье хрустальном не будет                   Комнатушек, похожих на клеть.
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату