— Странно смотреть на них, да? — произнес Эдвард Марринер, указывая на отдыхающих людей.
Нед быстро взглянул на него.
— Я как раз думал об этом.
Отец опять кисло улыбнулся.
— Хорошо, у нас еще есть что-то общее.
Нед обдумал эти слова, подразумевающие расстояние между ними. Не просто между родителями и выросшими дети. Теперь это нечто большее. Он сглотнул.
— Я не изменился, пап. Я просто… могу кое-что видеть.
— Знаю. Но это перемена, правда? Это правда.
— Я боюсь, — через мгновение произнес Нед.
Отец кивнул головой.
— Знаю. Я тоже боюсь.
Он обнял Неда рукой за плечи, и Нед позволил ему это сделать. Отец сжал его плечо. Он даже не помнил, когда они в последний раз стояли вот так.
Отец отпустил его. Эдвард Марринер выдавил из себя улыбку.
— Все в порядке, Нед. И будет еще лучше, когда мама доберется сюда.
— Ты думаешь?
— Твоя мать — одна из самых умных женщин, каких я только знаю. Тебе это тоже известно. Поэтому ты попросил ее приехать, не так ли?
Нед заколебался.
— Отчасти да. — Он опустил взгляд на гравий у своих ног.
Отец мягко спросил:
— Ты хотел, чтобы она уехала оттуда?
Нед кивнул, все еще не поднимая глаз. Через несколько мгновений Эдвард Марринер тихо сказал:
— Я тоже. Очень хотел. Может, мы немного слукавили, но все равно, мы правильно поступили. Мелани исчезла, твоя мать сможет помочь. Вот увидишь.
Нед поднял взгляд.
— Но тетя Ким? И мама?
Отец поколебался.
— Нед, у людей бывают напряженные отношения. История возвращается, даже наша собственная, не только большие события. Они договорятся, а может быть, и нет. Но я думаю, что это… не повлияет на то, что мы должны здесь сделать.
— Ты так думаешь, — повторил Нед.
— Уверенность можно переоценить, — пробормотал его отец.
— Что бы это ни значило. — Нед посмотрел на арку и сооружение рядом с ней. Грег уже подошел близко, рассматривая их. Детишки, играющие в футбол, смеялись рядом.
— Где мы находимся? — спросил Нед.
— Это самая древняя римская арка во Франции, — ответил отец. — Прославляет завоевание Юлием Цезарем здешних мест. Если пойдешь посмотреть, увидишь на ней резьбу, галлов в цепях, умирающих. Весь этот район лежал на чаше весов. Потом, после Цезаря, он стал римским. Второе сооружение более позднее, мемориал внукам Августа, или племянникам, что-то в этом роде.
Нед вспомнил друида на дороге прошлой ночью. «Это касается не только их троих».
Эта арка увековечила начало чего-то и конец, подумал он. Отец продолжал:
— Эти два памятника были единственными, простоявшими у всех на виду в течение сотен лет. Эти руины через дорогу лежали под землей до восемнадцатого века. Гланум начали раскапывать восемьдесят лет назад.
— Откуда ты все это знаешь? — Нед посмотрел на него.
Отец опять поморщился.
— Делал домашние задания, в отличие от некоторых известных мне людей. Я читал заметки Мелани вчера ночью. Не мог уснуть.
— Здорово. Не хочешь написать для меня эссе?
Отец улыбнулся, но не рассмеялся.
Они вместе спустились к Грегу. Вблизи арка казалась еще больше, она подавляла, рядом с ней стояло только еще одно более-менее высокое сооружение.
— Сумасшедший дом, куда попал Ван Гог после того, как отрезал себе ухо, вон там, — сказал отец, указывая рукой. — За полем, возле развалин.
Нед покачал головой. «Все здесь побывали».
Это правда. Или чертовски близко к правде. Он посмотрел вверх, на арку, молча обошел вокруг нее. Фигуры, высеченные у основания и немного выше, были такими, как говорил отец. Сцены битв, некоторые стерлись от времени или разбились, некоторые видны довольно ясно. Римляне на конях, рубящие врагов или сражающиеся пешими. Павшие галлы, рты открыты в крике. Там были закованные в цепи пленники, со склоненными головами. Он увидел женщину в греческом платье, не похожую на остальных. Его это удивило. Отступил назад, думая о той силе, которую олицетворяла эта арка.
Каждый когда-то мог быть здесь чужаком, но каждый ли, кто приходил, завоевывал и предъявлял свои права? Некоторые гости, подумал он, убивали себя, как Ван Гог. Или просто уезжали домой, как Данте.
— Римляне были хорошими? — внезапно спросил он.
Казалось, отец поражен.
— Ты ждешь на это ответа?
Нед покачал головой.
— Не совсем. Тупой вопрос.
— Давай подойдем к раскопкам, — предложил Эдвард Марринер. — Ты сможешь нам сказать, есть ли там что-нибудь… — Он пожал плечами. — Ты понимаешь, что я имею в виду?
Нед понимал.
— Они должны быть закрыты, — сказал Грег. — Праздник.
— Знаю. Все закрыто. Я предполагал, что Нед может что-то почувствовать, или что-то еще, у входа.
— А если почувствует? — спросил Грег.
— Тогда я сделаю то, что должен, — ответил отец.
Нед и Грег переглянулись.
— Пошли, — сказал Нед Марринер.
Он повел их через дорогу, потом по тропинке сквозь деревья. Путь к раскопкам Гланума преграждали деревянные ворота, запертые, хотя они оказались не особенно высокими.
Эдвард Марринер посмотрел на сына.
— Давненько я этого не делал, — сказал он. Поставил ногу на поперечную балку ворот, подтянулся наверх и спустился с другой стороны.
— Неплохо, босс, — сказал Грег.
Нед ничего не сказал, просто перелез вслед за отцом. Они подождали, пока Грег сделает то же самое, и он спрыгнул за ними и застонал при этом. Грудь у него еще болит, подумал Нед.
Они поднялись по тропинке, одни, под утреннее пение птиц, под ярким, чистым небом. Низкое строение впереди было явно новым. За ним, слева, теперь стали видны руины.
Нед сошел с тропинки и подошел к забору вокруг площади раскопок. Вдалеке он увидел две высокие колонны. Они напомнили ему фотографии римского Форума. «Ну да», — подумал он.
Площадь раскопок была более обширной, чем он ожидал. Это одно.
А ничего другого не было.
Он ничего не чувствовал. Утром в Антремоне он знал, что там пусто, в него проникло ощущение пустоты. Здесь он просто не мог ничего определить. Не знал.
