Слушая их, Касия прислонилась к стене. У нее почему-то подгибались ноги. Двое солдат погибли, маленький сориец и Ферикс из Амории, люди, которых она уже хорошо знала. Все шесть нападавших убиты, кто они – неизвестно. С Криспином все в порядке. Карулл ранен. Эти двое только что вернулись, на рассвете. Их видели, когда они поднимались по лестнице, но они не остановились, чтобы поговорить.
Нет, сказали солдаты, с ними никого не было.
Она не слышала их шаги в коридоре. Или, возможно, слышала, и это – а не колокола – вырвало ее из сна или повлияло на ее сон. Безликий человек у водопада. Люди Карулла, суровые и хмурые, прошли мимо нее в свою общую комнату, чтобы взять оружие. Они теперь повсюду будут брать с собой оружие, поняла она. Гибель людей все изменила.
Касия помедлила на площадке лестницы, потрясенная и растерянная. Варгос уже в часовне, внизу ей не с кем побыть. Ей пришло в голову, что враг мог уже оказаться наверху, но в голосе Криспина она не услышала тревоги. Ей пришло в голову, что следовало рассказать кому-нибудь или самой проверить, рискуя попасть в неловкое положение. Кто-то пытался убить его сегодня ночью. И убил двух человек. Она глубоко вздохнула. Камень стены под ее плечом был шершавым. Голос Криспина действительно не казался встревоженным. А второй голос принадлежал женщине.
Она повернула обратно и пошла к комнате Карулла. Они сказали, что он ранен. Касия решительно постучала к нему. Он откликнулся усталым голосом. Она назвала свое имя. Дверь открылась.
Мелочи способны изменить жизнь. Изменить жизни.
Криспин резко нырнул в сторону, уходя от нацеленного на него кинжала. Он крепко схватился за столб в ногах кровати, чтобы не упасть.
– А! – произнес женский голос в полумраке спальни за закрытыми ставнями. – Это ты, родианин. Хорошо, а то я опасалась за свою честь.
Она положила кинжал. Позже он вспомнил, как подумал тогда, что это не то оружие, которое ей необходимо. А тогда он потерял дар речи.
– Итак, – сказала Стилиана Далейна, непринужденно сидя на постели, – мне рассказали, что эта маленькая актриса распустила для тебя волосы в своих покоях. А она опускалась на колени, как обычно, по слухам, поступала еще на сцене, чтобы доставить тебе удовольствие?
Она улыбалась, полностью владея собой.
Криспин почувствовал, что бледнеет, глядя на нее. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы обрести голос.
– По-видимому, тебя неправильно информировали. В лагере Синих не было актрис, когда я пришел туда, – очень осторожно произнес он. Он понимал, что она имеет в виду. Но не собирался в этом признаваться. – И я был только на кухне, а не в чьих-то личных апартаментах. Что ты делаешь в моей спальне? – Ему следовало называть ее «госпожой».
Она уже успела переодеться. Придворный наряд исчез. На ней была темно-синяя одежда с капюшоном, откинутым сейчас назад и обрамлявшим ее золотистые волосы, которые она заколола наверх, но уже без всяких украшений. Он подумал, что ей пришлось надеть капюшон, чтобы пройти по улицам и войти сюда. Она кого-то подкупила? Ей пришлось это сделать, не так ли?
Она не ответила на заданный им вслух вопрос. По крайней мере, не ответила словами. Она долгое мгновение смотрела на него с постели, затем встала. Очень высокая женщина, голубоглазая, светловолосая, окруженная ароматом духов: Криспин подумал о цветах на горном лугу, с легкой примесью опьяняющего мака. Сердце у него сильно билось: опасность и – быстро нарастающее против его воли – желание. Выражение ее лица было задумчивым, оценивающим. Не спеша, она подняла одну руку и провела пальцем по его бритому подбородку. Прикоснулась к его уху, провела по его краю. Потом привстала на цыпочки и поцеловала в губы.
Он не шевелился. Он мог бы отстраниться, подумал он позже, мог сделать шаг назад. Он не был невинным мальчиком и понял, несмотря на усталость, этот оценивающий взгляд, когда она стояла в полосах тени и света его комнаты. Он не сделал этого шага. Но все же сдержался и не стал отвечать, насколько ему это удалось, даже когда ее язык…
Казалось, ей все равно. По-видимому, она находила даже забавным, что он себя сдерживает, стоя неподвижно перед ней. Она не торопилась, очень медленно прижалась к нему всем телом, ее язык скользил по его губам, раздвинул их, потом проник внутрь, к самому горлу. Он услышал тихий смех, ее теплое дыхание касалось его кожи.
– Надеюсь все же, что она оставила в тебе немного жизни, – пробормотала аристократка – жена верховного стратига Империи, и ее ладонь скользнула в разрез его туники вниз, до талии – и мимо нее, – словно спрашивала позволения.
На этот раз Криспин все же шагнул назад, тяжело дыша, но она успела прикоснуться к нему сквозь шелк его одежды. Он увидел ее улыбку, маленькие, ровные зубы. Она была изящна, эта Стилиана Далейна, как бледное стекло, как светлая слоновая кость, как клинок одного из кинжалов, сделанного далеко на западе, в Эсперанье, где подобные вещи изготавливали как произведения искусства, а не только как орудия смерти.
– Хорошо, – снова повторила она. Она смотрела на него, уверенная, насмешливая, дочь богатства и власти, обвенчанная с ней. Он ощущал ее вкус, чувствовал то место, где ее губы скользили по его шее. Она задумчиво произнесла:
– Теперь я боюсь, что разочарую тебя. Как могу я соревноваться в этом с актрисой? Говорят, она в молодости жаловалась, что святой Джад дал ей слишком мало отверстий для акта любви.
– Перестань! – хрипло ответил Криспин. – Это игра. Зачем ты играешь в нее? Зачем ты здесь? – Она снова улыбнулась. Белые зубы, руки, взлетевшие к волосам, длинные широкие рукава одежды, которые соскользнули и обнажили тонкие руки. Он гневно произнес, борясь с желанием: – Кто-то пытался убить меня сегодня ночью.
– Я знаю, – ответила Стилиана Далейна. – Это тебя возбуждает? Надеюсь, что возбуждает.
– Ты знаешь? А что еще ты об этом знаешь? – спросил Криспин. Пока он говорил, она начала вынимать шпильки из золотистых волос.
Она остановилась. Посмотрела на него, на этот раз выражение ее глаз изменилось.
