Дорога в Сарантий

Зеленых, прославленный предмет страстного желания, по крайней мере, одного юного аристократа, которого Криспин встретил вчера в таверне, а также, весьма вероятно, еще очень многих других людей, и молодых, и не очень. И еще она – дочь Зотика из Варены.

А тот скорбный, встревоженный внутренний голос, который он только что слышал дважды, принадлежал Линон.

У Криспина внезапно снова разболелась голова. Он поймал себя на мысли, что лучше ему было не покидать бани, или гостиницу. Или свой дом.

Женщина отступила назад, ее рука медленно скользнула по груди его туники, словно ей не хотелось отпускать его, и повернулась к человеку, который только что кашлянул.

Проследив за ее взглядом, ошеломленный сразу множеством вещей, Криспин вдруг с трудом удержался от смеха, словно ребенок или слабоумный дурачок.

– О! – воскликнула женщина и в изумлении прикрыла ладонью рот. – Я не слышала, что ты идешь следом! Дорогой друг, прости меня, но я не сумела сдержаться. Понимаешь, это…

– Кажется, ты умудряешься проникать повсюду, родианин, – заметил Пертений Евбульский, секретарь верховного стратига.

Пертений сегодня был очень хорошо одет, в тонкое Расшитое полотно, голубое с серебром, темно-синий плащ и мягкую шапку в тон. Худое, длинноносое лицо секретаря было бледным, и – что неудивительно при данных обстоятельствах – в его прищуренных зорких глазах не наблюдалось особой приветливости, пока они оценивали сцену у двери.

– Вы… знакомы? – спросила женщина неуверенно. Криспин отметил, все еще стараясь справиться со смехом, что теперь она тоже побледнела.

– Художник из Родиаса был представлен ко двору вчера ночью, – сказал Пертений. – Он только что приехал в Город, – веско прибавил он.

Женщина прикусила губу.

– Я тебя предупреждала! Предупреждала! Ты сама во всем виновата, — произнес патрицианский голос, раньше принадлежавший Линон. Он доносился издалека, но Криспин слышал его внутри себя, как и прежде.

Голос разговаривал не с ним.

Он заставил себя не думать о последствиях этого факта и, глядя на темноволосую дочь алхимика, преисполнился жалости. Конечно, он никак не мог сделать вид, будто они любовники или даже близкие друзья, но…

– Признаюсь, что не ожидал столь горячего приема, – легкомысленно произнес он. – Ты, должно быть, очень любишь своего дорогого папу, Ширин. – И продолжал с улыбкой, чтобы дать ей время усвоить сказанное: – Добрый день, секретарь. Действительно, кажется, мы посещаем одни и те же дома. Любопытно. Мне следовало поискать тебя в банях, где я только был, чтобы вместе выпить чашу вина. Я там беседовал со стратигом, который оказал мне честь своим обществом. Ты хорошо себя чувствуешь после того, как ходил с поручением вчера поздно ночью?

У секретаря отвисла челюсть. И он стал очень, похож на рыбу. Конечно, он ухаживает за этой женщиной. Это очевидно. Даже если бы тот юный болельщик Зеленых в «Спине» не сказал об этом вчера.

– Стратиг? – переспросил Пертений. – Ее отец?

– Мой отец! – повторила Ширин неопределенным тоном, что было на руку Криспину.

– Ее отец, – благодушно подтвердил Криспин. – Зотик Варенский, я привез от него вести и советы, как и предупредил раньше в своей записке. – Он улыбнулся секретарю с любезной прямотой и повернулся к женщине, которая теперь смотрела на него с непритворным изумлением. – Надеюсь, я не помешал назначенному свиданию?

– Нет-нет! – поспешно ответила она, слегка покраснев. – О, нет. Пертений просто случайно оказался в этом квартале, как он сказал. Он… оказал мне честь навестить меня. Так он сказал. – «Она быстро соображает», – понял Криспин. – Я как раз собиралась объяснить ему… когда мы услышали твой стук в дверь, но в волнении…

Улыбка Криспина выражала благожелательное понимание.

– …ты устроила мне незабываемую встречу. Ради еще одной такой встречи я готов вернуться назад в далекую Варену и опять прийти с новыми вестями от Зотика.

Она покраснела еще больше. Он подумал, что она заслужила эту неловкость, ему все еще было смешно.

– Ты не заслуживаешь подобной удачи, — услышал он внутри себя, а затем, после паузы: – Нет, я не стану варить себя в горшке на обед. Я тебе говорила, чтобы ты не пыталась совершить этот явно смехотворный…

Внезапно наступило молчание, внутренний голос смолк.

Криспин догадался, что стало тому причиной, он сам проделывал это много раз в дороге. Но все равно, он понятия не имел, что здесь происходит. Он не должен был слышать этот голос.

– Ты из Родиаса? – На лице Пертения, когда он смотрел на стройную девушку, отражалось жадное любопытство. – Я этого не знал.

– Частично, – согласилась Ширин, овладев собой. Криспин вспомнил, что всегда становилось легче это сделать, когда птица умолкала. – Мой отец из Батиары.

– А твоя мать? – спросил секретарь. Ширин улыбнулась и тряхнула головой.

– Перестань. Неужели ты хочешь проникнуть во все женские тайны? – Ее брошенный искоса взгляд был очаровательным. Пертений сглотнул и снова откашлялся. «Ответом, конечно, было „да“, но он едва ли мог так ответить», – подумал Криспин. Сам он хранил молчание и быстро оглядывал прихожую. Птицы нигде не было видно.