Выражение лица Мартиниана было печальным. Он встал, поправил на голове свою странную шляпу – лишь один Криспин знал, что она когда-то спасла ему жизнь, – и вышел наружу впереди него. Имперский курьер скакал к городу, возмущение подгоняло его.
Они несколько секунд смотрели всаднику вслед, потом Мартиниан зашагал на юг, к березовой роще в противоположной стороне от могильного кургана. Солнце уже стояло низко, поднимался ветер. Криспин слегка щурился после полумрака святилища. Корова подняла голову от травы и смотрела на них, пока они шли мимо. Криспин держал в руках послание от императора. На нем стояло имя «Мартиниан Варенский», написанное крупными, наклонными, довольно изящными буквами. И печать, красная и затейливая.
Мартиниан остановился, не доходя до деревьев, сразу за воротами, выходящими на дорогу. Там он сел на пенек. Они были совсем одни. Откуда-то слева выпорхнул скворец, описал дугу и исчез в листве деревьев. Над лесом уже взошла голубая луна. Криспин прислонился спиной к деревянным воротам, взглянул на луну и понял, что сейчас полнолуние.
Иландра умерла на закате в один из дней, когда светила полная голубая луна, и девочки ушли вслед за ней к богу в ту же ночь. Их тела были покрыты гнойными нарывами, а лица искажены и изуродованы до неузнаваемости. Криспин вышел тогда из дома и увидел эту луну, эту рану на небе.
Он протянул тяжелый пакет Мартиниану, и тот молча взял его. Старший мозаичник несколько мгновений смотрел на свое имя, потом сорвал печать канцлера Сарантия. Ни слова не говоря, он начал вынимать содержимое пакета. Оказалось, что тяжесть ему придавали серебряные и медные монеты в расшитом кошельке, как и было обещано. В письме объяснялось, как сказал курьер, что Великое святилище реконструируют и предстоит много работы по созданию мозаик. Несколько комплиментов по поводу репутации Мартиниана Варенского. Тут же лежал официального вида документ на превосходной бумаге, который оказался подорожной для почтовых постоялых дворов. Мартиниан тихо присвистнул и показал бумагу Криспину: она была подписана самим канцлером, не каким-то клерком. Они оба были достаточно знакомы с высшими кругами – хотя бы здесь, в Батиаре, среди антов, – чтобы понять, что это большая честь.
Еще один документ оказался картой, свернутой втрое, на которой были отмечены места расположения почтовых постоялых дворов на имперской дороге, ведущей через Саврадию и Тракезию. Еще один свернутый лист оказался списком некоторых кораблей, которые заходят в Милазию на побережье и которые считаются надежными морскими судами для путешествия по морю.
– Слишком поздняя осень для торговых кораблей, – задумчиво произнес Мартиниан, глядя на этот список. Он снова взял письмо, развернул его. Указал на дату, стоящую наверху. – Оно было отправлено в самом начале осени. Наш краснолицый друг не спешил добраться сюда. Думаю, предполагалось, что ты поплывешь морем.
– Я поплыву морем?
– Ну ты, который притворится мною.
– Мартиниан! Во имя Джада, что…
– Я не хочу ехать. Я старый. У меня болят руки. Я хочу этой зимой пить разбавленное вино с друзьями и надеяться, что войны на некоторое время прекратятся. У меня нет ни малейшего желания плыть в Сарантий. Этот вызов предназначен тебе, Криспин.
– На нем стоит не мое имя.
– Должно стоять твое. Ты уже много лет делаешь большую часть работы. – Мартиниан усмехнулся. – Да и пора уже.
Криспин не ответил на его улыбку.
– Подумай хорошенько. Говорят, этот император – хороший заказчик. Строитель. Чего еще можно желать в жизни, кроме шанса увидеть столицу и поработать там? Создать нечто такое, что сохранится на века, и стать известным?
– Теплого вина и места у очага в таверне Гальдеры. – «И чтоб ночью рядом была жена, пока я не умру», – мысленно прибавил он, но вслух не произнес.
Его собеседник недоверчиво хмыкнул. Мартиниан покачал головой.
– Криспин, этот вызов – твой. Не позволяй их ошибке все спутать. Им нужен мастер-мозаичник. Мы известны своими мозаиками в традициях Родиаса. Они поступают разумно, привлекая к участию в работе кого-нибудь из Батиары, несмотря на напряженные отношения между востоком и западом, и ты знаешь, кто из нас двоих должен совершить это путешествие.
– Я знаю, что меня не звали. Звали тебя. По имени. Даже если бы я хотел поехать, а я не хочу.
Мартиниан отпустил непристойное замечание, упомянув анатомию Криспина, бога грома бассанидов и удар молнии, что было ему совсем не свойственно.
Криспин заморгал:
– Будешь теперь тренироваться, чтобы перенять мою манеру выражаться? – спросил он без улыбки. – И мы совсем поменяемся местами, да?
Старик разозлился.
– Даже не думай притворяться, что тебе не хочется поехать. Почему ты сделал вид, что не знаешь об их святилище? Все знают о мятеже и пожаре в Сарантии.
– Почему ты сделал вид, что ты – это не ты?
Они немного помолчали. Криспин перевел взгляд на далекие леса. – Мартиниан, я действительно не хочу ехать. Это не притворство. Я ничего не хочу делать. Ты это знаешь.
Друг снова повернулся к нему.
– Тогда ты должен ехать именно поэтому. Кай, ты слишком молод, чтобы перестать жить.
– Они были моложе, и их нет. Они перестали жить. Он произнес это быстро и резко. Он не был готов к словам Мартиниана. Ему необходимо быть готовым к подобным разговорам.
