Не такое уж сложное объяснение, не так ли? – благожелательно спросил он.
Криспин смотрел на него, обхватив чашку ладонями. Взгляд его переместился на украшенного драгоценными камнями сокола, вцепившегося в спинку кресла алхимика.
– А они? – спросил он, игнорируя замечания в свой адрес.
– Ну… В этом вся суть алхимии, не так ли? Превращать одно вещество в другое, доказывать определенные вещи о природе мира. Свинец в золото. Мертвых в живых. Я научился заставлять неодушевленную материю думать и говорить и сохранять душу. – Он произнес это так, словно рассказывал, как он научился заваривать мятный чай, который они сейчас пили.
Криспин обвел взглядом птиц, находящихся в комнате.
– А почему птицы? – задал он первый из десятка вопросов, пришедших в голову. «Мертвых в живых».
Зотик опустил взгляд, на его лице снова появилась особенная, обращенная к самому себе улыбка. Через несколько мгновений он ответил:
– Я когда-то и сам хотел плыть в Сарантий. У меня были честолюбивые планы, я хотел увидеть императора, хотел, чтобы он одарил меня богатством, женщинами и мирской славой. Апий через некоторое время после того, как занял Золотой Трон, завел моду на механических животных. Рычащие львы в тронном зале. Медведи, встающие на задние лапы. И птицы. Он хотел всюду посадить птиц. Поющие птицы были во всех его дворцах. Искусные механики со всего мира присылали ему свои лучшие изделия: стоило их завести, и они фальшиво пели хвалебную песнь Джаду или непристойные народные песенки, снова и снова, пока слушателям не начинало хотеться грохнуть их об стену и посмотреть, как разлетаются маленькие колесики. Ты их слышал? Иногда они были очень красивыми на вид. И пение их могло показаться приятным – сначала.
Криспин кивнул. Они с Мартинианом отделывали дом одного сенатора в Родиасе.
– Я решил, – продолжал Зотик, – что могу сделать нечто лучшее. Гораздо лучшее. Создать птиц, которые сами владеют даром речи. И умеют мыслить. И что эти птицы, плоды долгих исследований, труда и… опасной игры, добудут мне славу в этом мире.
– Что же случилось?
– Ты не помнишь? Нет, ты не можешь помнить. Апий, под влиянием восточного патриарха, начал выкалывать глаза алхимикам и хиромантам, даже простым астрологам. Это продолжалось какое-то время. Священники бога солнца всегда опасались любых других дорог к могуществу или к пониманию мира. Стало очевидно, что явиться в Город с птицами, у которых есть души и которые высказывают собственное мнение, – означает рисковать быть ослепленным, если не казненным. – Голос его звучал уныло.
– Поэтому ты остался здесь?
– Остался. После… нескольких долгих путешествий. Чаще всего я путешествовал осенью. Это время года даже сейчас вызывает во мне беспокойство. И все же, я во время этих путешествий узнал, как сделать то, что я хочу. Как видишь. Я так и не попал в Сарантий. О чем не очень теперь жалею. Я уже слишком стар.
Криспин, слушая слова алхимика, понял еще кое-что. «Священники бога солнца».
– Ты не джадит, нет?
Зотик улыбнулся и покачал головой.
– Странно, – сухо произнес Криспин, – ты совсем не похож на киндата.
Зотик рассмеялся. Тот же звук донесся снова со стороны очага. Наверняка это полено.
– Мне говорили, что похож, – сказал он. – Но нет, зачем менять одно заблуждение на другое?
Криспин кивнул. Не стоит удивляться, принимая во внимание все остальное.
– Язычник?
– Я почитаю древних богов. И их философов. И вместе с ними верю, что ошибочно пытаться ограничить бесконечный круг божеств одним – или даже двумя-тремя – образами, какими бы могущественными они ни выглядели на куполе или на диске.
Криспин сел на табурет напротив хозяина. Он сделал еще глоток из чашки. Язычники не так уж редко встречаются в Батиаре среди антов, что может объяснить, почему Зотик остался жить в безопасности в этой сельской местности. Но все же их беседа отличалась необычайной откровенностью.
– Могу себе представить, – сказал он, – что учителя джадитов – или киндатов, хотя я мало о них знаю, – просто сказали бы, что все виды божественности могут быть сосредоточены в одном боге, если он достаточно могуч.
– Так бы они и сказали, – спокойно согласился Зотик. – Или в двух, для истинных почитателей Геладикоса, или в трех, например, в двух лунах и солнце киндатов. Все они ошибаются, на мой взгляд, но именно так они бы и сказали. Мы собираемся обсуждать природу божественного, Кай Криспин? В таком случае нам понадобится нечто получше мятного отвара.
Криспин чуть не рассмеялся.
– И больше времени. Я отправляюсь через два дня, и у меня еще много дел.
– Конечно. И философские рассуждения старика едва ли сейчас тебя заинтересуют, если вообще заинтересуют. Я сделал пометки на твоей карте, отметил те постоялые дворы, которые считаю приемлемыми, и те, которых надо особенно остерегаться. В последний раз я путешествовал двадцать лет назад, но у меня есть свои источники. Позволь также назвать тебе два имени в Городе. Обоим можно доверять, как я полагаю, но доверять не все, что ты знаешь или делаешь.
Выражение его лица было открытым. Криспин подумал о юной царице в освещенной свечами комнате. Интересно… Он ничего не сказал. Зотик подошел к столу, взял кусок пергамента и что-то написал на нем. Сложил его вдвое и вручил Криспину.
– Будь осторожен в последний день этого месяца и в первый день следующего. Было бы разумно не
