вернуться туда поскорее. Если, разумеется, ты не считаешь, что нам нужно задержаться здесь еще немного.
– Господи, да нет, конечно! Теперь с ними будет все в порядке. К тому же шеф сказал, что сегодня утром хочет позавтракать на час раньше – без четверти семь, самое позднее. В восемь у него встреча с какой-то местной «шишкой».
Уолли повернулся к коте-дафадару и велел препроводить косарей в Бала-Хиссар прежде, чем солнце начнет припекать вовсю, а потом, отдав честь эскорту и солдатам эмира, галопом поскакал прочь, распевая: «Взойди, о страж, на крепостную стену! О воин, опояшься ты мечом!»
Аш редко ошибался по поводу Уолли.
– Сбавь ход, юный безумец, – призвал Рози, когда они пересекли чарман и лошади, достигнув земляного вала, за которым скрывался арык, перемахнули через препятствие так, словно это была живая изгородь со рвом в далеком Килдаре, и снова оказались на возделанной территории.
Уолли неохотно натянул поводья, и они подъехали к крепости легким галопом и въехали в ворота Шах-Шахи шагом. Они ненадолго остановились под аркой, обменялись воинскими приветствиями с афганскими часовыми и перекинулись парой слов с проходящим мимо сипаем из пехоты разведчиков, неким Мухаммедом Достом, который объяснил, что направляется на Кабульский базар, чтобы договориться о покупке муки для эскорта.
Тот факт, что он шел на базар без сопровождающих и явно не переживал по данному поводу, свидетельствовал, как сильно изменилась к лучшему обстановка в городе в последнее время. Оба офицера поняли это и вернулись в резиденцию, воодушевленные уверенностью, что отныне жизнь в Кабуле станет куда приятнее, чем они предполагали.
Сэр Луи, вернувшийся с утренней верховой прогулки раньше их, успел принять ванну и переодеться и расхаживал взад-вперед по двору. Обычно неразговорчивый до завтрака, сегодня он принялся живо обсуждать планы на зиму и пребывал в таком хорошем настроении, что Уолли, собравшись с духом, поднял наконец вопрос о запасах фуража и дополнительных складах, которые потребуются для хранения оных, указав, что на отлогом участке земли Кулла-Фи-Аранджи достаточно места для нескольких складских зданий, но предусмотрительно промолчав насчет их оборонного значения. Сэр Луи согласился, что проблему надо как-то решать, и передал дело в ведение Уильяма, который состроил Уолли гримасу и вежливо сказал, что разведчики наверняка найдут место для пары стогов сена рядом с конюшнями.
В нескольких сотнях ярдов от них, в здании, выходящем на пустырь, где должна была состояться выплата жалованья, генерал Дауд-шах, главнокомандующий афганской армией, расположился у открытого окна, откуда мог наблюдать за происходящим, а под ним, на первом этаже, на утопленной узкой веранде, тянущейся по всему фасаду здания, в числе прочих мелких сошек сидел на корточках Аш и наблюдал, как мунши и несколько низших должностных лиц возятся со счетными книгами, пока на пыльном пустыре собираются люди.
В целом настроение было праздничным, и ни намека на военную выправку или дисциплину не чувствовалось в служащих Ардальского полка, которые не спеша подходили по двое, по трое, переговариваясь, смеясь и не предпринимая попыток построиться. Они напоминали толпу обычных горожан на ярмарке, поскольку были не в форменной одежде и имели при себе только такое оружие, какое берет с собой любой подданный эмира, выходя из дома, а именно тулвары и афганские ножи – Дауд-шах предусмотрительно приказал сдать все огнестрельное оружие и боеприпасы на хранение в арсенал, и даже солдаты и офицеры Гератского полка, несшие там охрану, подчинились приказу.
Солнце уже стояло довольно высоко над горизонтом и, хотя еще не было семи, припекало достаточно сильно. Аш порадовался спасительной тени от крашеной крыши и резных деревянных арок веранды, и еще больше – тому, что покрытый циновками пол находится на высоте добрых шести футов от земли, а потому сидящие там смотрят на толпу сверху и не задыхаются от тяжелого запаха немытых человеческих тел.
Вдобавок это давало возможность рассмотреть лица стоящих внизу людей, и Аш почувствовал внезапный укол тревоги, узнав одного из них – тщедушного тощего человечка с крючковатым носом и горящими глазами фанатика, который вообще не имел права здесь присутствовать, не будучи ни солдатом, ни жителем Бала-Хиссара. Это был факир Бузург-шах, известный Ашу как пламенный агитатор, ненавидящий всех кафиров лютой ненавистью и неустанно призывающий к джихаду. Аш спросил себя, что привело сюда факира сегодня утром и не надеется ли он посеять смуту среди солдат Ардальского полка, как прежде посеял среди гератцев. Оставалось только надеяться, что почва окажется не такой плодородной.
Аш гадал, сколько времени продлится мероприятие и позволит ли ему мунши уйти после этого с работы, когда тучный чиновник казначейства поднялся на ноги и занял позицию на верхней ступеньке центральной лестницы, ведущей на веранду. Подняв пухлую руку, он потребовал тишины, а когда она установилась, объявил, что, если люди выстроятся в очередь и будут подходить один за другим к лестнице, они получат свое жалованье, но… – здесь он умолк и раздраженно хлопнул ладонями, дабы пресечь одобрительный гул толпы, – но им придется удовольствоваться жалованьем за один месяц, а не за три, как было обещано, потому что в казне недостаточно денег, чтобы выплатить всю требуемую сумму.
Новость была встречена гробовой тишиной, которая по ощущениям продолжалась несколько томительно долгих минут, но в действительности, вероятно, не долее двадцати секунд. А потом поднялся страшный шум и гвалт: служащие Ардальского полка хлынули вперед, толкаясь, крича и осыпая бранью тучного господина и его товарищей на веранде, истошно орущих в ответ, что лучше взять, сколько дают, пока есть такая возможность, – казну уже опустошили, чтобы выплатить им хотя бы месячное жалованье, и в ней не осталось ровным счетом ничего, ни единой пайсы. Неужели непонятно? В казне нет денег – они могут прийти и самолично убедиться в этом, коли не верят.
Взрыв гнева, которым было встречено последнее заявление, напоминал злобный рев гигантского тигра, голодного, яростного и жаждущего крови. У Аша до предела напряглись нервы, и он испытал искушение броситься бегом в резиденцию и предупредить о вспыхнувших здесь беспорядках. Но на узкой веранде теснилось столько народа, что уйти незаметно представлялось делом нелегким; а кроме того, данный конфликт происходил между афганским правительством и его солдатами и никак не касался британской миссии, которая в любом случае уже предупреждена об опасности громким шумом, наверняка слышным даже в городе.
Вскоре шум усилился.
Зычноголосый мужчина в первых рядах толпы проревел: «Дам-и-чарья!» – «Денег и хлеба!» – и толпа подхватила клич. Через несколько секунд половина всех собравшихся хором скандировала эти слова, и громовое эхо голосов раскатывалось под арками веранды, сотрясая самые стены здания. «Дам-и-чарья! Дам-и-чарья! Дам-и-чарья!..»
Потом внезапно полетели камни: обманутые солдаты нагибались, подхватывали с земли это сподручное, освященное временем оружие и швыряли в верхние окна, где сидел главнокомандующий. Один из генералов Дауд-шаха и несколько ардальских офицеров, стоявших группой у центральной лестницы, бросились в толпу, пытаясь успокоить, угомонить людей и призывая вспомнить, что они не дети малые и не какие-нибудь там хулиганы. Но перекрыть рев толпы оказалось невозможным, и вскоре один из них пробился обратно и, растолкав испуганных чиновников на веранде, вбежал в здание и попросил главнокомандующего спуститься вниз и лично поговорить с людьми, чтобы привести их в чувство.
Дауд-шах не колебался ни минуты. В последнее время он претерпел много оскорблений от солдат афганской армии, и всего несколько дней назад гератские полки освистали и осмеяли его, выступая из города. Но он был человеком бесстрашным и не имел привычки искать спасения в бездействии. Он тут же сошел вниз, решительно прошагал к центральной лестнице и вскинул руку, требуя тишины.
Солдаты Ардальского полка разом бросились вперед и сбили с ног, и ему пришлось отчаянно отбиваться от людей, которые стащили его с веранды и набросились на него, точно стая голодных волков на антилопу.
Все на веранде мигом повскакали на ноги, и Аш в том числе. Он находился слишком далеко, чтобы увидеть происходящее, и никак не мог протолкнуться вперед, зажатый в толпе охваченных ужасом штатских: писцов, чупрасси и прочих мелких служащих, которые создавали страшную давку, пытаясь либо пробиться вперед, чтобы получше рассмотреть сцену расправы над главнокомандующим, либо протолкнуться назад, чтобы укрыться в здании.
