более 2000 долларов — результат недавнего присвоения карточке платинового статуса.
Эйдриен вычеркнула следующий пункт, и ей стало гораздо легче.
Отправилась в спальню, натянула на себя какую-то одежду, провела по волосам щеткой и чуть подкрасилась в стиле шестидесятых (тушь, помада, мазок тонального крема на лоб). Схватила ключи, похлопала Джека по холке и торопливо вышла — но тут же вернулась, решив прихватить с собой компьютер Никки. Почему бы не воспользоваться ее ноутбуком? Все-таки с портативным компьютером гораздо удобнее работать, а поскольку выбирать не приходится, сгодится и такой. В крайнем случае, если понадобится взять его в суд, можно подыскать футляр поскромнее — этот ярко-розовый совсем не подходит для подобных мероприятий.
Уже в офисе Эйдриен прослушала оставленное на автоответчике сообщение Слу — он очень извиняется, но ленч придется отложить. «Так почему бы не перенести встречу на завтра?» — предложил босс. Подарок судьбы. Теперь у Эйдриен появились дополнительный день на разбор документов по «Амалджимейтид» и шанс разобраться с делами сестры. Она достала из футляра компьютера завещание Никки, и вновь защемило в груди: как же все-таки нелепо умерла сестра, будто в назидание. Одна эта рекламная шапка на ее завещании чего стоит — точно вся ее жизнь свелась к двадцатипроцентной скидке в ресторане!
Эйдриен никогда прежде не доводилось самой организовывать похороны. Сначала, видимо, придется подать завещание в соответствующую службу, затем закрыть банковские счета, разобраться со страховкой (если Никки была застрахована) и…
И тут девушку внезапно осенило, впервые после смерти сестры, что та была далеко не бедна. Приятель-немец, а если точнее — его родители учредили в ее пользу некоторый счет — полмиллиона долларов. Вероятно, деньги инвестированы, и если так, то даже в депозитах денежного рынка они приносят около 25 тысяч годовых. Даже принимая в расчет ее расходы: оплата квартиры в Джорджтауне, дважды в неделю сеансы у психотерапевта, проживающего в фешенебельном районе — вряд ли Никки успела растратить всю сумму. Особенно если учесть, что она практически никуда не выезжала — по крайней мере насколько знала Эйдриен.
Мурашки по спине побежали при мысли о том, что она станет наследницей такого состояния и запросто выплатит университетские долги. Странно было бы не обрадоваться такому подарку, а в то же время стало как-то не по себе. Эйдриен точно стыдилась разбогатеть за счет смерти сестры — уж слишком все это смахивает на счастливый лотерейный билетик.
Как бы там ни было, она принялась читать дальше:
«Второе: все расходы, связанные с моим погребением или кремацией, погасить за счет завещанного имущества после уплаты долговых обязательств.
Третье: завещаю пять тысяч и свою собаку Джека актеру и портье Рамону Гутиеррес-Наварро. Уверена, он будет так же добр к Рыжему, как когда-то был добр ко мне».
«Здорово, — с грустью подумала Эйдриен, — Рамон будет счастлив — и деньгам, и тому, что Никки сама решила подарить ему четвероногого питомца». Девушка продолжила чтение, удивляясь, что сестра вообще снизошла до формальностей и надумала написать завещание.
«Четвертое: завещаю своей любимой сестре по матери, Эйдриен Коуп, все радуги, которые она отыщет в моих мыслимых и немыслимых владениях.
Пятое: все оставшееся после уплаты долгов имущество должно быть поделено в равных частях между моей сестрой Эйдриен Коуп, Фондом помощи детям «Вера» и психиатром доктором Джеффри Дюраном, который помогал мне разобраться с секретами детства».
Эйдриен была потрясена.
— «Помогал разобраться с секретами детства…» — пробормотала она. — Какими еще секретами? Здорово же он помог: она так обезумела, что швырнула в ванну тот чертов обогреватель!
Выронив завещание, Эйдриен откинулась в кресле и разрыдалась.
В дверь тихо постучали, и заглянула Бетси.
— Что стряслось? Тебе помочь чем-нибудь?
— Мне надо отлучиться, — выпалила Эйдриен, схватила сумочку и вскочила с кресла. — Прикроешь?
— Но как же…
— Бетси, я ненадолго, — оборвала ее подруга и пулей вылетела за дверь.
Глава 9
В комнате для приема пациентов царил уют: на журнальном столике лежали журналы, стояли вода и чай со льдом. Хенрик де Гроот расслабленно сидел в кресле, и с первого взгляда могло показаться, что они с доктором ведут непринужденную беседу.
Дюран с недоумением рассматривал подставки, на которых стояли напитки, и силился припомнить, где он их приобрел и чем руководствовался при выборе.
Рядом на журнальном столике лежали сигареты и спички де Гроота. Доктор не позволял курить в помещении, и поэтому пепельница отсутствовала. Впрочем, из сочувствия голландцу, бывшему заядлым курильщиком, Дюран разрешал де Грооту держать сигареты в руках. Пациент постоянно теребил их, то и дело вытягивал сигарету из пачки, постукивал ее концом о стол, поглаживал ее по всей длине и брал в губы, представляя, что курит.
«Сосредоточься», — сказал себе Дюран. Этой темой они занимались уже давно, и все-таки требовалось быть настороже.
Сейчас голландец находился под гипнозом, что выдавал, пожалуй, только его взгляд: веки полуприкрыты, а глаза смотрят в пустоту, куда-то далеко за спину Дюрана, мимо дипломов, мимо стены.
Де Гроот молчал довольно долго, будто ожидая подсказки доктора.
— Ты в машине? — предположил тот.
— Да. В салоне темно, и на улице тоже. Бывают такие ночи, когда небо застлано тучами и воздух сырой. Будет дождь.
Доктор склонился вперед и поймал себя на том, что с любопытством разглядывает жесткую светлую щетину, покрывавшую лицо голландца.
— Да, будет дождь, — повторил де Гроот.
Врач подался назад — теперь он уловил легкий запах, исходящий от волос клиента, и гадал, чем тот пользуется: гелем или муссом? «Сконцентрируйся», — напомнил себе Дюран.
Пациент остановился.
— Ты видишь свет фар? — подсказал доктор.
Голландец отвел взгляд в сторону и прищурился, точно ему в лицо направили яркий луч.
— Сначала я думал, что по встречной полосе кто-то едет с дальним светом. Я тогда еще сказал вслух: «Черт, он что, слепой?»
— Нет, — возразил Дюран. — Так сказал не ты, а водитель. Насколько я помню, тогда за рулем сидел твой отец, верно?
— Да-да, точно, отец находился за рулем. Я отвернулся от фар, но они не исчезли. Свет исходил будто изнутри, точно у меня в груди был прожектор.
— Хорошо, продолжай.
— Потом свет стал поднимать меня, а когда я оказался наверху, в меня начали что-то вставлять. — Де Грооту стало неуютно, и он поерзал в кресле.
— Что это было?
Лицо голландца исказилось от боли.
— Червя, чтобы он мной командовал.
Дюран откинулся в кресле и улыбнулся, в очередной раз поймав себя на мысли, что внедрение Червя в систему иллюзий голландца его в некотором роде радует. Не находя этому объяснения, доктор лишь снова напомнил себе, что он врач и должен соблюдать профессиональную дистанцию от пациента: не выказывать ни разочарования, ни удовлетворения, соблюдать полную нейтральность.
Однако самое досадное было не это — Дюрана не оставляло впечатление, что все это он уже видел в «Секретных материалах».
Хенрик беспокойно поерзал в кресле, и лицо его стало настолько жалобным, насколько это возможно,
