— Ну, для начала выпить кофе, — без долгих раздумий ответила Эйдриен и направилась на кухню ставить чайник. На стойке нашлись специальная пластмассовая воронка для заваривания кофе и коробочка фильтров. Девушка вложила фильтр в воронку, водрузила ее на чашку и щедро насыпала пару столовых ложек кофе.
— Ты не в курсе, Никки никуда не уезжала? — поинтересовалась она между делом.
— То есть? — не понял Джефф и зашел на кухню.
— Нико когда-нибудь выезжала из города?
Дюран нахмурился.
— Предположительно в начале октября, — продолжила собеседница. — Дней за десять до… — Но тут засвистел чайник, и фраза повисла в воздухе. Эйдриен молча залила кипятком молотый кофе.
— Да, она пропустила сеанс, — подтвердил Джеффри, — как раз тогда.
— Такое часто происходило? — поинтересовалась Эйдриен.
Психотерапевт покачал головой:
— Нет. Редчайший случай.
— А куда уезжала, не знаешь?
Дюран пожал плечами:
— Нет. Только она здорово загорела. Помню, я еще пошутил на этот счет и спросил, где она пропадала.
— И что она ответила?
— Сказала — на пляже.
— Очень интересно. А на каком?
— Она не стала распространяться, а я не настаивал.
— Что ж так?
— Пациентке не хотелось откровенничать, а меня это не так уж интересовало.
Ветер крепчал, дождь заметно усилился. Началась гроза: в небе вспыхивали молнии, гром гремел так, что стекла дребезжали. Казалось, небесный свод готов развалиться на части.
— Никки боялась грозы, — вспомнила Эйдриен.
— Никогда об этом не рассказывала.
— Серьезно? Еще маленькой, если начинало грохотать, она надевала теннисные туфли с резиновой подошвой и бежала прятаться в подвал.
За окном сорвало с петель ставню, и та стала хлопать на ветру, с грохотом ударяясь о стену дома. Снова и снова. Дюран бросился было на улицу, чтобы приладить ставню на место — Эйдриен едва успела схватить его за руку.
— Ты в своем уме? — крикнула девушка.
И они оба вдруг зашлись по-детски радостным смехом — так, что голова закружилась от хохота.
Ее ладонь лежала на его руке, и на какой-то миг показалось, что поцелуй неизбежен. Но тут за окнами грянуло — будто бомба взорвалась, — сверкнула молния, Эйдриен вздрогнула от неожиданности, а дом погрузился во мрак внезапно наступивших сумерек.
Когда девушка снова обрела способность дышать, она глотнула воздуха и сказала:
— Электричество отключили.
Дюран ухмыльнулся:
— А я-то решил, что началось светопреставление.
Они убивали время за шахматами — благо хорошего освещения для этого не требовалось. Дюран придумал, как заменить недостающие фигуры: крышки от бутылок превратились в пешки, солонки стали ладьями. Эйдриен не была сильна в шахматах, и противник обыграл ее за считанные минуты — с легкостью, почти не размышляя над ходами.
— Я смотрю, у тебя рука набита, — заметила девушка.
Джефф пожал плечами:
— Похоже на то.
— Дай отыграться, — попросила Эйдриен, расставляя фигуры на разлинованную от руки доску. — По сравнению с Гейбом игрок из меня никудышный… — Она замялась. — Один мой друг довольно серьезно занимался шахматами: числился в клубе или что-то вроде того. Короче, он пытался меня учить, так что не думай, будто я в шахматах ничего не понимаю.
Девушка погрузилась в легкую задумчивость, развернула доску и стала выставлять съеденные противником фигуры.
— Ну, берегись, сейчас я тебе задам. И не смей поддаваться. Посмотрим, сможешь ли ты меня теперь обыграть.
Дюран смог — и очень быстро. По правде говоря, все время, что шла игра, ходы обдумывала Эйдриен. Противник переставлял фигуры почти механически, словно знал наизусть каждую комбинацию. Ей же приходилось с трудом прокладывать себе путь на шахматной доске, минуя расставленные ловушки. На десятом ходу Дюран взглянул на соперницу и заявил:
— Мат.
Эйдриен уставилась на доску и в недоумении покачала головой:
— Не вижу. Где?
Тот пожал плечами:
— Здесь.
Она снова все проверила и нахмурилась:
— Ну, где?
— Прямо перед тобой.
Глаза метались от фигуры к фигуре. В итоге, отчаявшись что-либо обнаружить сама, Эйдриен недоверчиво посмотрела в лицо Дюрану:
— Покажи, я не понимаю.
Соперник невинно посмотрел на нее и проговорил:
— Смотри, шах.
Съев пешку на проходе, Дюран объявил шах королю. Еще два хода — и игра закончилась.
В середине четвертой партии ставню окончательно оторвало, и ветер швырнул в стекло мощную струю воды.
— Будь любезен, — попросила Эйдриен, откидываясь в кресле. — Закрой глаза и скажи, что тебе приходит в голову при мысли о шахматах.
Джефф решил не спорить, закрыл глаза и сосредоточился.
— Ну и?… — проговорила она.
— Доска, — с серьезным видом начал Джефф. — И фигуры.
— Поподробнее…
— Черные и белые. Красное и черное.
— Дальше.
Он задумался и неожиданно для самого себя проговорил:
— Ром.
Эйдриен открыла глаза от изумления:
— Ром?
— Да, такой резкий вкус… И букет. Коньячный, терпкий.
Собеседница не находила слов.
На миг Дюрану показалось, будто он держит в руке наполненный до краев бокал и рассматривает темную поверхность напитка с плавающим по ней одиноким кубиком льда, который становится все меньше и меньше…
— Что еще? — Голос доносился издалека, словно сквозь сон.
— Жара. Помню, там было жарко — рубашка к спине прилипла.
— А где ты находился?
— Не знаю. Все очень смутно. Это похоже на воспоминание… о воспоминании.
— Что еще?
