Дюран задумался.
— А почему вы убеждены, что проблема носит психологический характер? Ведь амнезия может быть вызвана и физиологическими причинами…
— Мы все проверили заранее, — сказал Шоу. — Нет никаких признаков повреждения мозга. Ни одного. Здесь имеет место патологическое отторжение.
— Отторжение чего?
— Вашей личности.
Джефф неторопливо потягивал из ложки бульон, обдумывая слова доктора. Затем склонился над столом и спросил:
— Вы хотите сказать, что у меня психиатрический эквивалент автоиммунного заболевания?
Психиатр прикрыл глаза и усмехнулся.
— Совершенно верно. Но меня беспокоит и кое-что другое. Я заметил, что вы начинаете впадать в депрессию. — Не дав пациенту возразить, доктор продолжил: — Сама по себе депрессия — не такое уж и редкое явление в послеоперационный период. И все же у вас она проходит несколько глубже, чем я ожидал.
Собеседник покачал головой:
— Не замечал за собой ничего подобного. Даже напротив: я бодр, как никогда.
— Да, это сразу бросается в глаза. Но сейчас я о другом. — Врач заколебался. — У вас притупляется восприятие. Должен вас огорчить — это симптом маниакальной депрессии.
Дюран нахмурился:
— И если это произойдет?
Шоу запустил в волосы пятерню.
— Надо бы, конечно, подождать результатов анализов… Однако я не уверен, что мы можем себе позволить затягивать лечение.
— Почему? — удивился пациент.
— Мы еще не обсуждали ваше финансовое положение. Вы ведь не имеете права лечить людей — у вас нет квалификации.
— Насколько нам известно.
Психиатр улыбнулся:
— В точку! «Насколько нам известно». И что произойдет, если вы ошибаетесь? Вы богаты и независимы?
Дюран задумался.
— Мои родители погибли, и у них была какая-то страховка.
— Вы о каких родителях говорите? Мистере и миссис Дюран?
— Наверное.
— Хм… — Шоу нахмурился. — У вас наверняка есть какие-то сбережения — невозможно жить только с двух клиентов. Или ваши гонорары больше, чем у меня.
Дюран ответил слабой улыбкой:
— Не помню, чтобы беспокоился о деньгах. Думаю, имеет смысл позвонить в банк…
Психиатр кивнул и откашлялся.
— И еще, хм… Что насчет Эйдриен?
Собеседника удивила такая постановка вопроса.
— А что с ней?
— Вы явно нравитесь друг другу. Мне интересно — в каких вы отношениях?
Джеффри нахмурился:
— Она истец, я ответчик.
Шоу улыбнулся:
— Но ведь, насколько я слышал, она отказалась от претензий.
— Вероятно.
— Тогда вы, видимо, могли бы некоторое время пожить у нее.
Дюран улыбнулся.
— Не думаю.
Психиатр не смог скрыть разочарования, и Джеффри поспешил пояснить:
— Видите ли, у нас кое-какие сложности. Эйдриен, наверное, вам не говорила, но мы с ней… Короче, мы вроде как в бегах.
— В бегах?
— Да, и в обозримом будущем вряд ли что-то изменится.
Врач некоторое время переваривал услышанное, потом извинился и направился к стойкам с блюдами. Вернувшись с полным чайником, он сел за столик и сказал:
— Я бы предложил попробовать «сыворотку правды» не откладывая. Хотя сегодня не получится: я совсем забыл о Дне благодарения. А жена мне этого не простит. Давайте перенесем на завтра. Я уже и пленки с парусами достал…
— Какие пленки?
— Аудиозаписи, звуки моря. Здорово расслабляет: плеск волн о корму, потрескивание канатов, горы в тумане. Паруса на ветру хлопают — все, что пожелаешь, как в сказке. А учитывая, что вы будете под гипнозом, для вас вообще все будет как наяву. Даже не сказка, а рай.
Своим повествованием Шоу пытался взбодрить Дюрана, но тому вдруг стало не по себе: трещат канаты, хлопают паруса…
— Где вы такое раздобыли? — спросил он.
— Вы о чем?
— Ну, звуки моря.
— На углу Шестьдесят третьей и Лексингтон-авеню. Студия «Нью эйфи аудио». — Психиатр склонил голову набок, пригубил чай и широко улыбнулся: — Смекалки мне не занимать?
Вспоминать он начал благодаря курткам. Это странно, потому что во время гонок они курток никогда не надевали. Как и обещал Шоу, Дюран погрузился в звуки океана, в плеск и журчание воды. С закрытыми глазами он слушал пленку и гонял по волнам с друзьями, правил рулем и чуть притормаживал, оценивая оптимальный галс, когда судно приближалось к бую. Команда сидела в куртках, хотя, как все знали, никто не носил их на борту.
— О каких куртках вы говорите? — спросил Шоу.
— Командные куртки… Не то, что надеваешь на соревнованиях, а то, что носишь до и после регаты. И в университете.
Они уже пытались взглянуть глазами Джеффри на университетский городок, попробовали рассмотреть планировку зданий, студентов, профессоров, надписи на сооружениях, примечательные объекты и статуи. И все эти попытки по-прежнему заходили в тупик, потому что Дюран акцентировал все внимание на, казалось бы, незначительных деталях: фирменных знаках на карандашах и блокнотах, междугородных телефонных кодах, спортивных принадлежностях… И куртках.
— Какого они цвета?
— Черные с белым.
— Черно-белые. Не типично. Вы уверены? Вы, случайно, не фотографию вспоминаете? Может быть, они темно-синие?
— Нет, черные. Чернильно-черные с белыми буквами.
— Опишите поподробнее.
Пациент становился все беспокойнее. Ему хотелось сменить позу, но он не мог — Джефф почти примерз к месту от неприятных воспоминаний. Так проявлялся страх. Дюрану было нестерпимо холодно, он оцепенел, и ему казалось, будто он обложен льдом, — обмен веществ замедлился. Пациент боялся пошевелиться, опасаясь выпустить на волю что-то таящееся внутри, и он не понимал — почему. Логический сектор его мозга оказался в состоянии взвешивать реакции и не одобрял дискомфорта. Разве можно бояться курток? Что в них страшного?
— Не торопитесь, — проговорил Шоу. — Думайте о куртках. Они на пуговицах или на молниях? Из какой
