Что-то подсказало Эмм, что не следует обнаруживать свое присутствие. Она подошла ближе к двери и прижалась ухом к косяку. Один из голосов был мужским, от одного его звука у Эмм сладко защемило сердце. А вот от второго, женского, тревожно забилось в груди, будто пойманный в капкан зверек.
— Грегори, я сразу сказала тебе, что ты идиот! Ты не должен был ее насиловать. Она должна была сама тебя захотеть, — произнес женский голос.
— Как бы она меня захотела, если после той памятной ночи эта дурочка меня просто возненавидела? Она даже не позволяла мне подходить ближе, чем на два шага! — раздраженно ответил Грегори.
— Я же почти смогла переспать с Антонио, если бы эта корова не приперлась так не вовремя! Он был бы моим всего через пару минут! — Голос женщины звенел от раздражения.
— Вот видишь, тебе тоже не удалось! — огрызнулся Грегори.
— По крайней мере, меня не обвиняют в изнасиловании, — съязвила его собеседница.
— Прекрати. — В голосе Грегори звучала досада. — Лучше подумай, как нам из этого выпутаться.
— А я тут при чем? — удивилась женщина. — Меня никто ни в чем не обвинял.
— Подожди, если я пойду в тюрьму, — свирепо сказал Грегори, — то потащу за собой всех, а уж тебя, киска, в первую очередь.
— И это после всего, что я для тебя сделала?! — в притворном ужасе воскликнула она.
— Мы в одной связке, помни это.
— Мальчик, никто и никогда не грозил мне, — с расстановкой произнесла женщина, ее голос не предвещал ничего хорошего. — Я тебе могу сказать только одно: у меня найдутся деньги на хорошего адвоката, а вот тебе это не светит. Капитан Гроувер с превеликим удовольствием сделает одолжение своему другу, дяде Джаннет. А если мы останемся в стороне, я помогу тебе просидеть за решеткой как можно меньше. Выбирай.
— Хорошо, твоя взяла. Я согласен делать все, как ты скажешь, — зло произнес Грегори после недолгой паузы.
— Я рада, что хоть чему-то научила тебя. Ненависть непродуктивна! Запомни это, мальчик.
— Хорошо, — повторил он. — Что я должен делать?
— Вбить в голову этой дуре Эмм, что ее подружка — грязь, которая достойна только того, чтобы ее топтали ногами. Твоя серенькая любовница должна будет с уверенностью рассказывать присяжным и судьям, как сильно ты любил Джаннет, как она заставляла тебя страдать. И как обманом заманила к себе домой.
— А я не сам пришел?
— Нет, конечно! Грегори, ты всегда был идиотом или это сутки в тюрьме сотворили с тобой такое? Если так, то мы сможем отправить тебя на освидетельствование у психиатра.
— Что я должен буду сказать?
— Что тебе позвонил наш общий знакомый и попросил зайти к Джаннет передать кое-какие документы. Ты пришел, потому что тебя просил хороший человек. А эта ужасная женщина бесстыдно бросилась на тебя.
— А как я буду объяснять, где познакомился с этим «хорошим» человеком?
— Конечно, на их помолвке! Грегори, ты просто тупица. Уж до этого ты должен был додуматься сам.
— Прекрати, ты же знаешь, я терпеть не могу, когда меня оскорбляют!
— А придется привыкать. — Она зло рассмеялась. — В тюрьме ты вряд ли найдешь хоть одного воспитанного человека.
— Я же просил тебя прекратить! Ты допросишься!
— И ты ударишь меня?
— Не переступай грань.
— А мне нравится балансировать на краю. — Женщина рассмеялась. — Глупый, я не боюсь тебя, потому что знаю один безотказный способ твоего усмирения.
На некоторое время воцарилась тишина.
— О, Мадлена! — неожиданно раздался тихий стон Грегори. — Подожди, я еще не все выяснил. Что мне делать, если Эмм заупрямится?
— Милый, разве ты не можешь заставить любую женщину слушаться тебя, будто она — дрессированная комнатная собачка?
— Надо честно признать, с тобой у меня это не получилось.
— Да уж! — Она вновь рассмеялась, но уже каким-то хриплым гортанным смехом. — Если не можешь заставить кобылку идти в узде лаской, попробуй силу. Ты же мог меня ударить?
— Иди ко мне, — хрипло сказал Грегори.
Эмм зажала ладонью рот, чтобы не закричать. Ей казалось, что мир вокруг нее рушится. На негнущихся ногах она вышла в холл и ухватилась рукой за дверь, чтобы не упасть. Эмм собрала остатки всех своих сил в кулак и, пошатываясь, вышла из квартиры Грегори. Тихо закрыв дверь, она в изнеможении прислонилась к ней спиной и, скользя по темному пластику, упала на пол.
Слезы текли из ее глаз ручьями. Эмм понимала, что, если сейчас заговорщики откроют дверь, ей несдобровать. Она чувствовала, что Грегори ради своей свободы пойдет на все. Если понадобится, он силой заставит ее дать ложные показания.
Тихо всхлипывая, Эмм поднялась сначала на колени, затем смогла выпрямиться. Надо бежать прочь и как можно быстрее. Домой, домой! Там она сможет спрятаться от всего. Надо только отключить телефон, и запереть дверь, и выключить свет. Так, чтобы любой, кто посмотрит на ее окна, решил, что в квартире никого нет.
Ненависть, страх и любовь в ее душе сплелись в один огромный узел, который уже нельзя было развязать.
Стараясь не производить вообще никакого шума, Эмм пошла по коридору к выходу. Как добралась домой, она уже и не помнила.
Эмм глотала горькие слезы разочарования и раскаяния. Ее первая любовь обернулась двойным и потому особенно страшным предательством: она предала Джаннет, а Грегори предал ее.
Может, это кара Божья, подумала Эмм. Я должна была хотя бы выслушать Джаннет, а не бросаться этими глупыми обвинениями.
Она понимала, что вечно прятаться в квартире она не сможет. Надо было что-то делать. Еще несколько минут Эмм собиралась с силами, потом встала, подошла к телефону и позвонила в больницу.
Фредерик вновь куда-то уехал. И Джаннет больше ничего не оставалось делать, как только предаваться грустным размышлениям.
Она нервно теребила своими тонкими пальцами кулончик, который в день помолвки ей подарил Антонио. Теперь на груди Джаннет постоянно висела маленькая раковинка, отлитая из золота. Антонио обещал ей, что, пока этот подарок у нее, их связь не прервется. Даже во время нападения Грегори цепочка, державшая ракушку, не порвалась. Джаннет хотелось верить, что это — добрый знак.
Она уже несколько раз хотела позвонить Антонио и попросить его приехать, но все никак не могла решиться набрать последнюю цифру его номера. Уже в который раз ее рука бессильно падала на синий бархат кресла.
Вдруг в дверь позвонили. Джаннет взволнованно вскочила, но тут же ей пришлось опереться на спинку кресла — нога все еще давала о себе знать резкой болью. Медленно, слишком медленно, как казалось Джаннет, она пошла к двери. Уже открыв замок на один оборот, она вспомнила предостережения дяди и спросила:
— Кто там?
— Джаннет, это я, Эмм.
Она немедленно распахнула дверь. Что-то в голосе подруги заставило ее понять, что случилось нечто ужасное и что сейчас Эмм пришла не для того, чтобы требовать милости для своего Грегори.
— Эмм, милая, что случилось?
— Ты была права. Мои розовые очки разбились. И я пришла к тебе. О, Джаннет, прости меня! — Эмм крепко обняла подругу и горько заплакала.
