«Ничего, – подумала я, – это не катастрофа, это не самое худшее, ведь они почти ничего обо мне не знают». И все же, я испугалась. Мне нужно было позвонить маме и папе и выяснить, что они собираются говорить.
Я обратилась к врачу-консультанту, маленькой и складной Барри Грант, которая то и дело мелькала среди пациентов. Когда я спросила ее, нельзя ли мне позвонить, она жалостливо протянула:
– Щас, тока… чай.
Она указала мне на чашку, что стояла у нее перед носом, и я ее поняла. Я ерзала и волновалась. Наконец она допила свой чай и повела меня в приемное отделение. Там я с удивлением увидела Майка. Он ошивался около стола барышни, напоминавшей шампанское.
Интересно, она для него кто: святая или шлюха?
– Такая красивая девушка как вы! – соловьем разливался Майк. – Да вы их всех в гробу видали…
«Шлюха!» – догадалась я.
– Эй! – окрысилась на него Барри. – Опять тут? Я вам задам!
Майк отскочил на несколько шагов.
– Ну, счастливо, увидимся, – поспешно попрощался он с девицей и юркнул за дверь.
– Держитесь-ка подальше от девушек! – прокричала Барри ему вслед. – А вы не приваживайте его! – рявкнула она на девицу. – Вы на работе и должны вести себя, как профессионал. – Ну, идите сюда! – грубовато крикнула она, чтобы и мне заодно дать понять, кто здесь хозяин. – Какой номер?
К телефону подошел папа.
– Ранчо Уолш, – ответил он.
– Привет, папа, – сказала я. – Ну, как спектакли? Запах гримерки, овации?
Я решила, что будет разумно сделать вид, что мы друзья. Может быть, они тогда хорошо со мной обойдутся завтра.
– Огромный успех, – ответил он. – А ты как?
– Ну, не то чтобы успех, и не то чтобы огромный… Что это я слышала, будто вы с мамой завтра будете здесь, у нас?
Я услышала, как отец судорожно вдохнул, как будто кто его душил.
– Я позову маму, – пискнул он, и трубка шмякнулась на стол.
Дальше пошли бесконечные перешептывания, видимо, папа вводил маму в курс дела, и каждый пытался все свалить на другого.
– Шепотом, шепотом, шепотом! – увещевала мама.
– Хорошо, шепотом, шепотом!
– Так давай же, это ваши, женские дела! Я по голосу слышала, что мама в панике.
– Что я ей скажу? – прошипела она отцу.
– Просто скажи правду, – прошипел в ответ папа.
– Сам скажи, – прошипела в ответ мама.
Тогда папа прошипел:
– Ты мать, это твое дело сказать…
Должно быть, папа наконец пригрозил маме урезать деньги на хозяйство, потому что она все-таки взяла трубку и слабым срывающимся голосом заявила:
– Ты знаешь, он замучил меня своей чертовой Оклахомой! А еще, ты не поверишь, знаешь, что он теперь заказывает мне на обед? Овсяные лепешки! К чаю! Я у него спрашиваю, что это такое. Он говорит, это ковбойская еда. А по-моему, это то, что можно найти на полу в птичьей клетке, если ее долго не чистить…
Когда мне наконец удалось вставить пару слов, она, испытывая явную неловкость, подтвердила, что да, они с папой завтра приедут, чтобы смешать меня с дерьмом. Мне просто не верилось. Да, конечно, я в реабилитационном центре, и здесь такое случается, но ведь не со мной же! Я ведь не то, что другие. И это вовсе не упрямое неприятие наркоманки. Просто я, и правда, не такая, как другие!
– Что ж, приезжайте, если надо, – вздохнула я, – Но лучше бы вам меня особенно не поливать грязью, а то мало ли что я могу выкинуть.
Как только я произнесла эту фразу, Барри Грант потянулась за ручкой.
– Мы вовсе не собираемся поливать тебя грязью, – голос мамы еще больше задрожал. – Но мы ведь должны будем ответить на вопросы этой женщины.
Именно этого-то я и боялась.
– Возможно, и все-таки, поливать меня не стоит… – я и сама чувствовала, что говорю сейчас, как тринадцатилетняя девочка. – Вы приезжаете утром или днем? – спросила я.
– Днем.
Это было лучше, потому что если бы они приехали утром, у них были все шансы остаться на весь день.
– Рейчел, дорогая, – похоже было, что мама собирается заплакать. – Мы вовсе не намерены «топить» тебя. Мы только хотим помочь.
