В основном, она говорила о том, чего мне будет нельзя, когда я выйду отсюда. И я поняла, что нельзя мне будет ничего.
– Никаких наркотиков, включая алкоголь. Никакого голодания, обжорства, чрезмерных нагрузок. И, что самое важное, воздерживайтесь от контактов с противоположным полом в течение года.
Я так и села. (А я-то думала, вы мне друг!)
– Но почему? – воскликнула я.
– У вас нездоровое отношение к мужчинам. Сейчас, когда вы лишились наркотиков, в вашей жизни образуется пустота. Многие очертя голову бросаются в новые отношения, чтобы не оставаться наедине с собой. Вы можете стать одной из них.
«Какая наглость!» – оскорбленно подумала я.
– Мы советуем это всем, кто уходит от нас, – пояснила она.
Всем? Интересно, и Крису тоже?
– Это только на один год, – ласково добавила она.
Год! Для меня это звучало, как сто лет.
– Ну, тогда я, пожалуй, вернусь в Нью-Йорк, – угрюмо сказала я. – Даже если я не захочу сохранять целомудрие, там мне придется это делать.
– Никакого Нью-Йорка, – запретила она. – Дайте себе годик, чтобы придти в норму. И потом, вы что, хотите сказать, что с Люком у вас были целомудренные отношения? – улыбнулась она.
Мне удалось сдержаться и не пуститься в пространные объяснения насчет Люка, но моя ненависть к нему, кажется, отразилась у меня на лице.
– Люк – редкий мужчина, – сказала Джозефина. – Может быть, сейчас вы так не думаете, но потом поймете, что он все сделал правильно.
Я ничего не ответила.
– Он – верный, надежный, цельный, умный человек, и еще, он очень… – она помедлила, поправила волосы, – … очень красивый.
Я была поражена. Значит, этой старой грымзе тоже не чуждо ничто человеческое! Но недолго я так думала.
– Теперь, когда вы снова выходите во внешний мир, – сурово сказала она, – все самое трудное только начинается. Вы должны будете научиться жить со своим прошлым и правильно реагировать на новые ситуации. Это не всегда будет легко.
Я не испугалась. Не то, чтобы я ей не верила. Мне просто казалось, что при моем горячем желании начать новую жизнь я все смогу преодолеть.
– У вас по-прежнему напряженные отношения с матерью, – напомнила Джозефина. – Когда вы будете жить вместе, противоречия, возможно, обострятся. Постарайтесь не сорваться, если это случится.
– Обещаю, что не буду принимать наркотики.
– Мне можете ничего не обещать, – сказала она. – Это ведь не моя жизнь будет разрушена.
– И моя не будет разрушена, – с вызовом заявила я.
– Ходите на собрания, помните, что вам здесь говорили, и со временем все наладится, – пообещала она. – У вас огромные внутренние ресурсы.
– Что еще за ресурсы? – удивленно спросила я.
– Мы здесь не слишком много говорим о хороших чертах наших пациентов, не так ли? – улыбнулась она. – Что ж, вы умны, восприимчивы, остроумны, очень добры, я видела, как вы себя вели с другими членами группы, с новенькими. Вы умудрились наладить отношения даже с Мисти.
Я покраснела от гордости.
– И, наконец, должна сказать, что испытала огромное удовлетворение, наблюдая, как вы менялись и взрослели на глазах.
– Неужели я была так ужасна? – спросила я из чистого любопытства.
– Вы были крепким орешком, но случались и похуже вас.
– Я вас ненавидела, – с удивлением услышала я собственные слова. Но она вовсе не упала от них в обморок.
– Странно было бы, если бы не ненавидели, – кивнула она. – Как это в том фильме: «Я самый ужасный из твоих кошмаров»?
– Откуда вам столько известно обо мне? – робко спросила я. – Как вы чувствовали, когда я вру, а когда говорю правду?
– Я очень долго была «внутри», – сказала она. Это ничего мне не объяснило.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что я долгие годы жила с человеком, страдавшим хроническим алкоголизмом и наркоманией, – сказала она, загадочно улыбнувшись.
Я была потрясена. Бедная Джозефина! Кто же это был? Один из ее родителей? Брат? А может быть, муж? Может быть, она была замужем до того, как сделаться монашкой?
– Кто это был? – выпалила я.
