– О, нет! – выдохнула я. Я была удивлена, что он так подумал, но и испытала огромное облегчение от того, что мы, наконец, выяснили, зачем пришли сюда. Честно говоря, дефицит, баланс, платежи и прочие экономические вопросы – это не мой конек. – Ты все правильно тогда сказал. Если бы ты этого не сделал, я, может быть, до сих пор упиралась бы и все отрицала.
– Я был уверен, что ты теперь меня ненавидишь, – сказал он.
– Конечно, нет! – убеждала я. То есть, честно говоря, я и сама теперь толком не знала: неужели я его когда-нибудь ненавидела?
– Правда? – с надеждой спросил он.
– Правда, – заверила его я. Это было даже забавно: Люк волнуется о том, ненавижу ли я его.
– Если тебе от этого будет легче, то, честно говоря, я чуть не рехнулся тогда. Ну, когда все это сказал, – он вздохнул и выпалил скороговоркой, – и когда отвечал на эти чертовы вопросы, которые они мне прислали.
– Ты вынужден был это сделать, – утешала я его. – Это было для моего блага.
– Господи, как я себя ненавидел за это! – сказал он.
– Тебе не за что было себя ненавидеть, – успокоила его я.
– И, тем не менее, я себя ненавидел, – пожаловался он.
– Не стоило. Я, в самом деле, была просто ужасна.
– Да ничего не ужасна! – сказал он.
– Еще как ужасна!
– Нет.
– Да.
– Ну, разве что иногда, – наконец согласился он.
– Еще как ужасна! – улыбнулась я, стараясь скрыть за улыбкой свое легкое недовольство тем, что он так быстро согласился со мной. – И это было так благородно с твоей стороны – подвергнуть себя такому испытанию, ведь ты даже не был женат на мне, и никаких серьезных отношений у тебя со мной не было, и ты даже не любил меня…
– Но я любил тебя! – раздраженно перебил он меня.
– Да нет, не любил, – напомнила я ему.
– Любил.
– Люк, – примирительно заметила я, – не подумай, что я это в упрек, но ведь ты сам сказал тогда, в Клойстерсе, что никогда не любил меня. У меня есть свидетели, – горько усмехнулась я.
– О боже, я так сказал? – он потер лоб таким знакомым мне жестом. – Да, конечно, я так сказал.
Он бросил на меня взволнованный взгляд:
– Мне не следовало этого говорить, но пойми, я был очень зол на тебя тогда, Рейчел! За то, как ты со мной обращалась, и за то, что ты делала с собой.
Я сглотнула. Мне все еще больно было слышать от него такое. И все-таки, приятно узнать, что когда-то он меня любил.
– Странно, правда? – задумчиво проговорил он – Как время все меняет. Одна мысль о тебе приводила меня в ярость, а прошел год – и я больше не бешусь.
«Слава богу!» – подумала я с облегчением.
– Я любил тебя, хоть и злился! – заявил он. – Думаешь, я пролетел бы три тысячи километров, чтобы посидеть в какой-то обшарпанной комнатенке с кучкой придурков и полить тебя грязью, если бы я тебя не любил?
Мы оба расхохотались.
– Ты вылил на меня много грязи. Должно быть, сильно любил.
– Да еще как! – с улыбкой кивнул он. – Еще как сильно!
Настроение у нас неожиданно поднялось. Я спросила про Гэза и ребят. И мы плавно вышли на бесконечные «а помнишь?»: «А помнишь, как Гэзу сделали татуировку?», «А как она потом воспалилась!», «А помнишь, как мы готовили попкорн и чуть кухню не подожгли?», «А как Джои спер огнетушитель на работе?», «И вот он пригодился!», «А я и забыл о том случае!», «Я вообще-то тоже забыла, но сейчас вспомнила».
Еще было несколько боязливых, «пробных», прикосновений друг к другу – чудесных, горько-сладких, дальних отголосков нашей прежней близости. Когда мы закончили вспоминать, я принялась хвастаться своими последними достижениями, как ребенок – подарками, полученными на день рождения.
– Я не пила и не принимала наркотиков уже год и четыре месяца, – похвалилась я.
– Вот что значит играть по-честному! – восхитился Люк.
Я завибрировала от счастья.
– А еще я собираюсь в уни-вер-си-тет, – медленно, по слогам, чтобы усилить эффект, произнесла я, – в октябре.
Это его добило.
– Правда? – чуть не поперхнулся он.
