Главное заключалось в том, чтобы Георгию Орлову было удобно сидеть и лежать.
Идеальным во всех отношениях местом для израненного симпатяги оказался старый кожаный широкий диван — на этом лежбище обычно читал толстые романы покойный дедушка, тот самый, в честь которого бабушкина роза получила название «Ночной поцелуй».
Устроенный по-королевски, Георгий Орлов на пару минут остался один.
Сиделка, вспомнив о чем-то важном, обеспокоилась и торопливо удалилась.
От нечего делать русский пациент начал самым пристальным образом изучать пейзаж, который висел напротив дивана.
Хлопковое поле в период созревания было исполнено в манере скучного реализма. До горизонта тянулись кусты, опушенные белым золотом. Но под безжалостным солнцем не было видно ни одного человека. Ни на ближнем плане, ни на среднем ни, тем более, на дальнем. Только стройные ряды хлопковых кустов и небо.
— Девятнадцатый век, — сказала вернувшаяся аспирантка. — Неизвестный автор.
— Скорей всего, картину писал раб?
— А ты что, и в живописи разбираешься? — иронично спросила Глория, которой в свое время прозрачно намекнули, за чей счет было накоплено состояние Дюбуа.
— Нет, определенно — раб. — Георгию Орлову надоело изображать тихоню и недотепу из инвалидной коляски. Покатались, и хватит. — Да, раб и к тому же черный.
— У нас теперь говорят — афроамериканец.
— Как ни назови, все равно — невольник, привезенный в цепях и проданный за гроши — нет, за американские центы.
Благовоспитанную американку возмутило неуважение к политкорректности.
— А ты хоть знаешь, сколько долларов стоил хороший работник?
— Меня не интересует, кого и за сколько покупали и продавали.
— А знаешь, во сколько обходился один день содержания взрослого мужчины на плантации?
— Только не надо сочинять, что хозяева берегли и холили рабов.
— А у вас тоже было крепостное право!
— Это лишь в европейской части России. Ни в Сибири, ни, тем более, на Дону никогда не было помещиков!
Георгий Орлов гордо взмахнул здоровой рукой и едва не вышиб из рук сиделки поднос, на котором стояли стаканы, до краев наполненные гранатовым соком.
— Так что мои предки были свободными людьми!
— А мои владели рабами, — заупрямилась аспирантка. — Потому что не было другой технологии выращивания хлопка.
— Да, использовать людей вместо тракторов и машин гораздо экономичней.
— Да, мои предки их обували, одевали, кормили, а особо одаренным предоставляли возможность учиться!
— В Гарварде.
— И вообще, мы избрали президентом страны чер… — Глория Дюбуа вовремя остановилась. — Афроамериканца.
— Ну и что — и у нас в Кремле когда-то сидели грузин с усами и хохол кукурузный.
На этих словах оба спорщика одновременно почувствовали всю неуместность рассуждений о давно минувших днях.
— Ты будешь наконец пить этот проклятый сок?
— Надеюсь, гранаты собраны не ра… — Георгий Орлов осекся и примирительно добавил: — Не афроамериканцами.
Глория Дюбуа поставила поднос на столик у дивана.
— Из-за этой картины я забыла самое важное.
— Королева, прости, я был неправ.
— Зато мы получили хорошую психологическую разрядку.
— Так про что ты забыла?
— А вдруг тебе ночью станет плохо?
— Думаю, вряд ли.
Голос русского пациента звучал убедительно, спокойно и уверенно.
— Значит, я могу провести ночь в свой бывшей спальне.
— Это на втором этаже?
— Да, самая последняя дверь. — Уставшая аспирантка, целый день пробывшая сиделкой, спохватилась: — Но в случае чего — не думай вставать и ковылять ко мне.
— Да, я понимаю, Королева, — ты и так умаялась со мной до чертиков.
— Джорджи, ты не так понял.
Глория попятилась к выходу.
— Я кое-что придумала.
Аспирантка покинула кабинет и через минуту вернулась с мобильником.
— Значит, давай договоримся так.
Глория положила рядом с диваном свой телефон.
— В случае чего жми на эту кнопку.
— И сразу появится хирург из лечебницы?
— Да нет же, прибегу я. У меня будет круглосуточно включен бабушкин мобильник. Она догадалась оставить его.
— Да, предусмотрительная у тебя бабуля.
— Что да, то да.
— Телефон — это прекрасно.
— Еще бы.
— А ведь знаешь, я так своим родителям и не позвонил…
Георгий Орлов протянул руку к мобильнику.
— Они же ничего пока не знают о случившемся.
— Ты их не испугаешь?
— Нисколечко — они у меня люди закаленные. Отец всю жизнь мотался по геологическим экспедициям.
— Bay!
— Сибирский газ — это его работа.
— А мать?
— Домохозяйка.
Георгий попытался справиться одной левой с незнакомым мобильником.
— Но представь, сколько требуется мужества, чтобы любить человека, которого по семь месяцев не бывает дома.
— Да, тяжелая доля.
Глория проворно и ловко помогла раненому справиться с навороченным гаджетом.
— Я бы не вытерпела.
— Спасибо за телефон.
— Набирай лучше номер.
Сиделка дождалась, когда прозвучит по-мальчишески задорное «Привет, мама!», не требующее перевода ни с одного языка мира, и тактично вышла в коридор.
Глория Дюбуа не хотела подслушивать, о чем беседует русский со своими великолепными родителями.
Создать такого молодца мог только весьма сильный и отборный геном.
Как утром выразился раненый герой — потомок донского казачества и покорителей Сибири.
Аспирантка прошлась мимо стеклянного шкафа, который поколение за поколением славные Дюбуа наполняли французскими сувенирами, присланными дальними родственниками.
