загоне для животных. Мы были вместе на открытии театра «Глобус[35]» в Лондоне, и сидели на лучших местах. Мы встретились и тогда, когда мой корабль затонул у берегов Tаити, так как ты жила там, а я был каторжником из Мельбурна, и когда я был Нимским[36] карманником в восемнадцатом столетии, и монахом в Тибете. Ты появлялась всюду. Всегда. Рано или поздно, но ты начинала ощущать нашу связь, о которой я только что рассказал тебе. Но ты никогда не позволяла себе поверить мне, осознать правду.
Даниэль прервался, чтобы отдышаться и посмотрел мимо нее, вдаль. Потом он склонился к ней снова, опираясь своей рукой на ее колено, снова вглядываясь в нее с неистовым огнем в глазах.
Она опустила ресницы, а когда снова открыла их, Даниэль протягивал ей прекрасный белый пион. От него исходил свет, казалось что цветок пылает в ослепительно белом огне. Она оглянулась, чтобы понять, откуда он взял его, и как же она не заметила его прежде. Но вокруг по-прежнему были только трава, сорняки и подгнившие упавшие плоды. Они оба обхватили стебель руками.
— Ты знала это, когда выбирала белые пионы каждый день в течение месяца, тем летом в Хелстоне.[37] Помнишь это? — он уставился на нее, будто это могло помочь ей вспомнить. — Нет, — он вздохнул. — Конечно нет. Поэтому я иногда завидую тебе.
Но пока он говорил, кожа Люси вдруг начала гореть, как если бы понимала, знала то, что ее мозг пока отказывался воспринимать. Часть ее не была уверена в чем-нибудь больше.
— Я говорю все это тебе потому, — сказал Даниэль, наклонившись к ней так близко, что их лбы соприкоснулись, — что ты моя
Нижняя губа Люси дрожала. Ее руки слабо потянулись к нему, как лепестки цветка, сквозь которые были пропущены их пальцы, к основанию.
— Почему ты загрустила?
Все это было слишком, мысли разбегались, мозг отказывался обрабатывать столь невероятную информацию. Она отвернулась от Даниэля и встала, отряхивая, налипшие травинки и листья, с джинсов. Ее голова кружилась. Она жила прежде?
— Люси?!
Она покачала головой. — Я думаю теперь мне нужно где-нибудь прилечь. — Она облокотилась о дерево, чувствуя необыкновенную слабость.
— Тебе нехорошо? — спросил он, вскакивая и беря ее за руку.
— Да.
— Мне так жаль. — Даниэль вздохнул. — Не знаю, на что я рассчитывал, решив рассказать обо всем. Я не должен был…
Если бы кто-нибудь еще сегодня утром, сказал бы ей что скоро наступит момент, когда ей захочется расстаться с Даниэлем она бы не поверила. Но сейчас она должна была уйти. То, как он смотрел на нее, словно умоляя о встрече позже, чтобы они могли обсудить все это. Но Люси не была уверена в том, что это хорошая идея. Чем больше он рассказывал, тем больше она чувствовала как что-то давно забытое пробуждается в ней. Что-то, к чему она пока не была готова. Она больше не считала себя сумасшедшей, и не была уверена, что Даниэль им был. Может для кого-то другого его рассказ и показался бы совершенной бессмыслицей, даже бредом воспаленного воображения. Но для Люси… она еще не была уверена… Но что если его слова и были той правдой, теми ответами, которые она искала и которые раскрывали смысл ее жизни? Она не знала. Она была напугана как никогда раньше. Она прикоснулась к его руке и двинулась к выходу, в сторону жилого корпуса. Через несколько шагов, она остановилась и медленно обернулась.
Даниэль не двигался.
— Что такое? — спросил он, приподняв подбородок.
Она остановилась неподалеку от него. — Я обещала тебе, что останусь до тех пор пока не услышу хорошие новости.
Глава 17. «Открытая книга»
Люси упала на кровать, давая уставшему, потрясённому организму небольшую передышку. После того как она сбежала с кладбища и от Даниеля, она сразу же пошла к себе в спальню. Она даже не стала включать свет, из-за чего, споткнувшись о кресло, больно ударилась пальцем ноги о его ножку. Люси свернулась в клубок и прижала ногу к себе. По крайней мере боль была чем-то реальным, тем с чем она могла справиться. Хоть что-то нормальное в этом мире. Она была рада, наконец, наступившему покою.
Раздался стук в дверь. Она не хотела вставать и проигнорировала его. Она не хотела никого видеть. Кто бы это ни был, намек был понятен. Снова стук. Тяжелое дыхание, кто-то тяжело кашлял. Пенни. Прямо сейчас она просто не могла увидеться с Пенни. Она или показалась бы ей сумасшедшей, если бы попыталась рассказать подруге то, что произошло с нею за последние сутки, или сошла бы с ума сама, пытаясь «держать лицо» и болтая о пустяках. Наконец, Люси услышала шаги Пенни, затихающие в другой стороне коридора. Она вздохнула с облегчением, больше походившее на длинный одинокий стон. Она хотела бы обвинить Даниэля в том, что он выпустил на волю ее дремавшие чувства, и в течение секунды, пыталась вообразить свою жизнь без него. За исключением того, что это было невозможно. Было очень похоже на попытку вспомнить своё первое впечатление от дома, прожив в нем очень много лет.
Именно так он и добрался до нее. И теперь ей предстояло разобраться во всей этой странной истории, которую он рассказал ей на кладбище. Но мысли все время возвращалась к тому, что он говорил о времени, которое они провели вдвоем, в прошлом. Возможно Люси не могла точно помнить те моменты, что он описывал или места, которые он упоминал, но странным способом, его слова не были шокирующими. Все это было так или иначе очень ей знакомо.
Например, она всегда необъяснимо ненавидела даты. Даже один вид их вызывал прилив тошноты. Она даже говорила, что у нее на них аллергия, чтобы мама прекратила ее этим допекать.
И сколько она себя помнила, все время просила родителей, чтобы они её отвезли в Бразилию, хотя и сама не могла точно объяснить, почему именно туда. Белые пионы. Даниэль подарил ей букет после пожара в библиотеке. В них всегда было что-то необычное, но такое знакомое. Небо за окном цветом напоминало древесный уголь, лишь кое-где подернутое легкими белыми нитями облаков. В полумраке комнаты снежно белый букет пионов, стоявший на окне и до сих пор наполнявший комнату своим ароматом, мягко светился. Они стояли в «вазе» уже неделю, а ни один лепесток не увял. Люси приподнялась и вдохнула их сладость.
Она ни в чем не могла винить его. Да, хотя его рассказ казался бредом, он был прав: именно она пришла к нему первой и стала его убеждать что давно его знает. Откуда-то. И не только это. Она была той, кто видел Тени. Той, из-за которой погибли уже двое невинных людей. Она пыталась не думать о Треворе и Тодде, когда Даниэль начал говорить о том как умирала сама, раз за разом, в прошлых жизнях. Как он наблюдал, за тем как она умирала очень много раз. Если бы был хоть один способ понять это, то Люси желала бы знать, чувствовал ли Даниэль себя виновным в этом? Виновным за потерю ее. Была ли его жизнь, заполнена скрываемым ото всех уродливым чувством вины. Виной, которую она ощущала каждый день. Она перебралась в кресло, стоявшее посредине комнаты. Ой. Оказалось что она уселась на что-то твердое и острое. Она приподнялась и нащупала под собой… книгу. Люси встала и включила свет, искоса глянув на уродливую люминесцентную лампу. Книга в ее руках была ей не знакома. Она была большой, в тканом бледно-сером переплете, с потертыми углами и капельками засохшего коричневого клея на корешке. Надпись на обложке гласила:
Книга написанная предком Даниэля. Она была тяжелой и пахла дымом. Она вытянула записку, которая была вложена внутрь.
