Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья

что его вера в ислам была искренней и непорочной. Возможно, его добродетель и стала причиной смерти, поскольку его жизнь, как поговаривали, была прервана ядом, подсыпанным его собственной родней. Его сын Ала-эд-Дин[63] (Величие Религии), пришедший ему на смену, был всего восьми лет от роду, однако, в соответствии с учением исмаилитов, он, как зримый представитель имама, в определенной степени был лишен обычных несовершенств людей, и его команды расценивались как исходящие от того, чьи полномочия он представлял. Юному Ала-эд-Дину подчинялись так же безоговорочно, как любому из его предшественников. По его приказу кровь пролили все родственники, кто был заподозрен в причастности к убийству отца.

Ала-эд-Дин оказался слабым, неумелым правителем. Его интересы распространялись на кормление и присмотр за овцами, все свои дни он проводил в загонах среди пастухов, в то время как дела общества были пущены на самотек. Все введенные его отцом ограничения были отменены, и каждому было позволено делать то, что он сам считал правильным. Слабые умственные способности данного правителя приписываются тому обстоятельству, что на пятом году правления у него само по себе открылось обильное кровотечение, и его целитель не знал причин. Результатом этого стала крайняя степень немощности и меланхоличность, которая более его никогда не покидала. С этого времени никто не отваживался дать ему совет ни относительно его здоровья, ни по состоянию дел в обществе, не рискуя при этом быть «вознагражденным» пыткой или немедленной смертью. Потому от него все скрывалось, и у главы общества не было ни друга, ни советника.

И все же Ала-эд-Дин не был лишен достойных качеств. Он уважал и ценил знания и ученых людей. Так, по любому возможному случаю он проявлял почтение к шейху Джемал-эд-Дину Гили, жившему в Касвине, и высылал ему ежегодно в дар 500 динаров на покрытие его бытовых расходов. Когда жители Касвина обвинили ученого шейха в том, что тот живет на щедроты неверных, он ответил: «Имамы объявили, что казнить исмаилитов и конфисковать их имущество законно. Не является ли еще более законным воспользоваться их собственностью и деньгами человеку, если они отдают их добровольно?» Ала-эд-Дин, который, вероятно, узнал об обвинениях против его друга, довел до сведения жителей Касвина, что исключительно ради шейха он не трогает их, в противном случае он бы насыпал землю Касвина в мешки, надел бы их на шеи жителей города и привел бы всех в Аламут. Имеется и следующий пример уважительного отношения к шейху. Гонец с письмом от шейха был настолько опрометчив, что передал его, когда горный властитель был пьян. Ала-эд-Дин приказал дать тому сто ударов по пяткам, выкрикнув при этом: «О безмозглый дурак, подать мне письмо от шейха, когда я был пьян! Тебе следовало дождаться, когда я выйду из купальни и приду в чувство».

Прославленный астроном Насир-эд-Дин (Победа Религии) также заслужил расположение Ала-эд-Дина, который стремился к общению с ним. Однако философ, проживавший в Бокаре, не проявил ни малейшего желания принять его. Ала-эд-Дин поэтому приказал дай-аль-кебиру в Кухистане доставить несговорчивого мудреца в Аламут. Когда Насир-эд-Дин однажды прогуливался в садах в пригороде Бокары, его внезапно окружили какие-то люди, которые, указав на лошадь, заставили его сесть на нее, сказав, что тому нечего бояться, если он будет вести себя спокойно. Астроном напрасно спорил и протестовал, он был уже далеко по дороге на Кухистан, который был в 600 милях от Бокары, прежде чем его друзья узнали о случившемся. Правитель Кухистана извинялся как мог за то, что был вынужден сделать. Философ был отправлен в Аламут, чтобы предстать перед Ала-эд-Дином, и именно в период его пребывания там им была написана прекрасная книга под названием «Наставления Насира» (Аклаак- Насири)[64].

При правлении Ала-эд-Дина произошло следующее событие, которое очень хорошо демонстрирует образ действия ассасинов. Султан Джеллал-эд-Дин, последний властитель Хауризма, хорошо известный своим героическим сопротивлением Чингисхану, поставил эмира Аркана губернатором в Нишабур, который тесно граничил с исмаилитской территорией Кухистаном. В отсутствие Аркана, который потребовался султану, оставленный им вместо себя заместитель совершил несколько разрушительных набегов на Кухистан, разорив области Тим и Кайн. Исмаилиты потребовали возместить ущерб, однако единственным ответом на их жалобы и угрозы со стороны заместителя губернатора стал лишь один из обычных для Востока символичных жестов: навстречу эмиссару он вышел в поясе, за которым была заткнута охапка кинжалов, которые он бросил к ногам исмаилита либо в знак того, что не опасается кинжалов их общества, либо давая понять, что сам может играть с ними по тем же правилам. Однако исмаилиты не относились к числу тех, кого можно было безнаказанно провоцировать, и вскоре после этого трое фидави отправились в Кунжу, где Аркан находился в свите султана. Они подстерегли эмира, когда он вышел за стены города, напали и убили его. Затем поспешили к дому визиря Шерифа аль-Мулька (Благородство Религии) и проникли в его спальню. К счастью, в это время он был на приеме у султана, и убийцы его не застали, а только тяжело ранили одного из его слуг. Затем они отправились на улицы города и, торжественно шествуя, во всеуслышание стали заявлять, что они ассасины. Тем не менее они не смогли скрыться, не поплатившись за свое безрассудство, – столпившиеся жители забили их камнями насмерть.

Посланник исмаилитов по имени Бедр-эд-Дин (Полнолуние Религии) Ахмед между тем держал путь ко двору султана. Он сразу же остановился, как только узнал о том, что произошло, и послал гонца к визирю узнать, следует ли ему продолжить свой путь или вернуться обратно. Шериф аль- Мульк, боявшийся обидеть ассасинов, попросил его продолжить путь и, когда тот прибыл, продемонстрировал ему все свое уважение. Целью миссии Бедр-эд-Дина было получение компенсации за грабежи, совершенные на территории исмаилитов, и передача крепости Дамаган. Визирь пообещал удовлетворить первое требование, ни секунды не колеблясь, и относительно второго требования у него возникло не больше затруднений. Был составлен документ, передающий исмаилитам крепость, которую они жаждали получить на условии выплаты ими ежегодно в королевскую казну суммы в 30 тысяч золотых монет.

Когда дела были улажены, султан отправился в Азербайджан, а посол исмаилитов остался гостем визиря. В один из дней после пышного пира, когда вино, которое они пили в нарушение запрета, ударило им в голову, посол рассказал визирю на условиях конфиденциальности, что среди пажей, слуг, стражников и другой прислуги было несколько исмаилитов, которые были непосредственно вокруг султана. Визирь, приведенный в смятение и одновременно любопытствующий узнать, кто из обслуги представляет опасность, стал умолять посла указать на них и в качестве гарантии, что ничего дурного с ними не произойдет, подарил свой платок. Немедленно по сигналу посланника пять человек из числа обслуживавших палату слуг выступили вперед, признав себя ассасинами. «В такой день и в такой час, – сказал один из них визирю, – я мог бы убить тебя никем не замеченный и безнаказанный. И если я этого не сделал, то лишь потому, что у меня не было приказа от моих повелителей». Визирь, боязливый от природы и еще больше запуганный действием вина, разделся до рубахи и взмолился к их душам, чтоб они сохранили ему жизнь, заявив, что он столь же верный раб шейха Ала-эд-Дина, как и султана Джеллал-эд-Дина.

Как только султан узнал о бесхребетности и трусости своего визиря, он выслал гонца с самыми резкими укорами и приказом без промедления сжечь заживо пятерых исмаилитов. Визирь, хоть и не желал, но был вынужден подчиниться и в нарушение своего обещания отправил пятерых слуг на костер, в котором те сгорели, возликовав, что оказались достойными мучений в услужение великого шейха аль-Джебала. К смерти был приговорен и визирь, допустивший на службу исмаилитов. После этого султан уехал в Ирак, оставив визиря в Азербайджане. Пока он был там, к нему прибыл посланник из Аламута, который, получив аудиенцию, молвил следующее: «Ты отправил пятерых исмаилитов на костер. Во искупление их жизни заплати 10 тысяч золотом за каждого из этих несчастных». Визирь осыпал почестями гонца и приказал своему секретарю подготовить обычную форму документа, которым он обязывался платить исмаилитам ежегодно 10 тысяч золотых, помимо того, что он за них будет вносить в казну султана 30 тысяч. Шериф аль-Мульк после этого был заверен, что он может больше ничего не опасаться.

Вышеприведенная весьма примечательная история основывается на надежном источнике, поскольку рассказана Абу-эль-Фита Низави, секретарем визиря в жизнеописании султана Джеллал-эд-Дина.

Астроном Насир-эд-Дин был не единственным пленником Аламута. Ала-эд-Дин послал как-то просьбу к атабеку Мозаффару-эд-Дину в Фаристан, чтобы тот отправил ему талантливого лекаря. Просьбы из Аламута нелегко было игнорировать, и атабек направил имама Беха-эд-Дина, одного из наиболее известных врачевателей своего времени, в горы Джебала. Знания имама оказали огромную помощь властителю, но,