На заре своего развития человек еще мало ощущал себя как существо, отличное от окружающих.
В условиях первобытного общества, говорил Карл Маркс, «отдельный человек не становится самостоятельным по отношению к общине». Он составляет одно целое с родом, не выделяет себя из него ни в своей деятельности, ни в сознании. Все его права и обязанности являются не личными, а родовыми. С дальнейшим прогрессом общества человек все больше принимает на себя родовые качества, выделяется из слияния с родом, развивает в себе качества субъекта, индивидуальности. Началось историческое усложнение и возвышение личности.
В эпоху древнегреческой и древнеримской цивилизации человек несомненно уже сознавал свое достоинство.
Характерен следующий эпизод.
Спасаясь от мести верных Цезарю людей, один из его убийц – Марк Юний Брут во главе собственного войска пересекал Грецию. Войско нужно было кормить и одевать. Брут налагал соответствующую дань на греческие города, мимо которых проходил.
Но один город воспротивился. Он считал себя свободным и гордо отклонил требование полководца. Тогда римляне осадили город и вскоре после неравной битвы ворвались в него. Греки не в переносном, а в прямом смысле дрались до последнего человека. Исчерпав сопротивление, они подожгли собственные дома и все, от мала до велика, стали бросаться в пламя. Брута это настолько потрясло, что он дал команду солдатам спасать людей. Только очень немногих, отчаянно вырывавшихся, удалось связать и удалить с пожарищ...
И все же в ту эпоху настоящего (с современной точки зрения) самосознания личности еще не было. Не случайно даже не испытывалось потребности в самом понятии «личность». Оно зародилось лишь на закате античности – древней европейской культуры. Ввели его римляне, которые стали употреблять латинское слово «персона» (буквально: маска, роль актера) в смысле «индивид», то есть существо, не являющееся лишь природным организмом, а проявляющее себя в своем человеческом качестве.
Однако и введя понятие «персоны» с ним мало считались. Впрочем, даже сами обладатели «персон» принимали подобное пренебрежение к себе, как вполне естественное.
В своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Ф. Энгельс говорит:
«На протяжении всей древности браки заключались родителями вступающих в брак сторон, которые спокойно мирились с этим. Та скромная доля супружеской любви, которую знает древность,– не субъективная склонность, а объективная обязанность, не основа брака, а дополнение к нему»...
«Даже переходя от легкомысленных романских народов к добродетельным германцам, мы находим в «Песне о Нибелунгах», что Кримхильда, хотя она втайне влюблена в Зигфрида не меньше, чем он в нее, когда Гунтер объявляет, что просватал ее за некоего рыцаря, и при этом не называет его имени, отвечает просто: «Вам не нужно меня просить; как Вы мне прикажете, так я всегда и буду поступать; кого Вы, государь, дадите мне в мужья, с тем я охотно обручусь». Ей даже в голову не приходит, что здесь вообще может быть принята во внимание ее любовь»...
«По общему правилу, невесту для молодого князя подыскивают его родители, если они еще живы; в противном случае он это делает сам, советуясь с крупными вассалами (землевладельцами, военными помощниками своего феодала. –
Вот что значило не быть достаточно самолюбивой «персоной», не уважать себя! Естественно, что того, кто не уважал себя сам, не слишком-то уважали и другие.
Однако шли века, и ценность личности возрастала. Человек все отчетливее видел живого человека и в том, с кем он имел дело, и в самом себе.
Предводители крестьянских войн Томас Мюнцер в средневековой Германии (в 1524–1525 гг.), Иван Болотников в России (в 1606–1607 гг.), Степан Разин (1670–1671 гг.) и Емельян Пугачев (1773–1775 гг.) – все они уже осознавали себя личностями. За ними шли и те, кто больше не хотел мириться со своим бесправием, кто желал утвердить личностями и себя...
О росте, о подъеме чувства личности в России в прошлом веке и в начале нынешнего говорил В. И. Ленин. Он связывал развитие личности с материальными условиями общества. Критикуя народников в статье «Экономическое содержание народничества», он говорил: «Можно ли серьезно защищать то мнение, что они (качества личности. –
В. И. Ленин говорил также, что «...экономический процесс отразился в социальной области «общим подъемом чувства личности», вытеснением из «общества» помещичьего класса разночинцами, горячей войной литературы против бессмысленных средневековых стеснений личности»[20].
Сила совести
Должно стыдиться самого себя столько же. как и других людей, и одинаково не делать дурного, остается ли оно никому не известным или о нем узнают все. Но наиболее должно стыдиться самого себя...
Вероятно, бессовестных людей на земле все же меньше, чем людей с совестью. Человеку от природы свойственно подмечать неладное не только в окружающем: покосившийся забор, размытую ливнем дорогу. Каким-то непостижимым чувством он ощущает (к сожалению, не всегда) и свои собственные, внутренние недостатки. Иногда с ними мирится, но чаще все же старается исправить. Он и в себе не любит «покосившегося».
Совесть – одно из лучших украшений человека. А что она такое? Как ее объяснить?
Марксистско-ленинская этика доказывает, что «совесть имеет общественное происхождение, определяется условиями социального бытия и воспитания человека, зависит от его классовой и общественной принадлежности»[22].
Кто-то назвал совесть «разумом души». Мол, кто ее имеет, у того есть собственный внутренний закон (разум невозможен без признания закона). Тот и «внутри» ведет себя как надо: совесть его чиста, а помыслы благоразумны.
Знаменитый философ Иммануил Кант высказывался в том же духе. Он писал: «Закон, живущий в нас, называется совестью. Совесть есть, собственно, применение наших поступков к этому закону».
Люди часто поясняют слово «совесть» образом попроще. Например, говорят о «страже в душе», о «внутреннем милиционере».
Был случай (это не выдумка!), когда в контору городского транспорта одного большого города явился человек и, попросив не спрашивать его фамилии, оставил в кассе пятьдесят рублей.
– Приблизительно столько,– пояснил незнакомец,– я вам задолжал, когда мальчишкой ездил «зайцем». Возьмите, очень вас прошу. Меня мой «внутренний милиционер» замучил: «отдай да отдай»...
Хорошее влияние оказывает «спрятанный внутри милиционер» на тех, кто его имеет. С ним человек становится лучше. Такой человек, даже зная точно о личной безнаказанности, уверенный, что никто не дознается о проступке – все равно не возьмет потерянного кошелька, не оставит неубранного мусора в лесу, не подслушает чужого разговора, не сделает пакости другому.
