— Готова спорить, пицца здесь хуже, чем в Бруклине, — сказала я, оглядываясь. На нас не смотрел ни один человек. — Давайте уже перейдем к интервью. Где будем разговаривать?
— Там, — сказал он, указывая на маленькую темную дверь за моей спиной. — После вас.
Джеймс открыл дверь, и с залитой солнцем улицы мы попали в маленький сумрачный бар. Я прошла через занавеску из бусин и растерянно заморгала. Как и в «Тедди», здесь были столики с красными сиденьями, правда, обиты они были потрескавшимся винилом, а не бархатом. Глянцевый новодел «старого Голливуда» а-ля Джессика Симпсон не выдерживал никакого сравнения с этим настоящим высоким классом старой школы с застоявшимся, слегка затхлым запахом после двух десятилетий шумных ночных веселий. На крошечной эстраде в центре я разглядела ударную установку, несколько гитар и пианино.
— Привет, Джеймс, — раздался голос из-за барной стойки под светильниками с винтажными абажурами (правда, у меня возникло ощущение, что они не столько винтажные, сколько действительно древние, грозившие расползтись от одного прикосновения). Голос принадлежал молодой барменше с роскошными огненно-рыжими волосами и черными «стрелками» на веках. — Бери все, что хочешь, я сейчас вернусь.
— Спасибо, Марина. — Джеймс сел за пианино. — Добро пожаловать в «Дрезден», мой любимый лос-анджелесский клуб. Никаких папарацци.
— Вы умеете играть? — спросила я, присаживаясь рядом.
— Да.
Джеймс поднял крышку и взял несколько мягких аккордов. В полутемном баре, глядя, как он играет, я почувствовала себя за миллион миль от всего — от снимков в Интернете, от Алекса с его недовольством, от раздражения Мэри. Я положила пальцы на прохладные клавиши и уставилась на клавиатуру.
— А вы играете?
— Нет, — сказала я. — Я даже диски проигрывать не умею.
— Значит, поете? — спросил он.
Я встретилась со взглядом темно-синих глаз и расхохоталась.
— Нет, не пою, — проговорила я сквозь смех. — Господи, перестаньте! Мы же пришли сюда работать!
— Да. — Он закрыл крышку пианино. — Дело в том, что я чувствую себя немного обманщиком во всех этих «звездных» интервью. Человека создают журналисты. Это их вопросы порождают всякие идиотские заявления селебрити вроде: «Я люблю запах океана в полночь».
— Можно это процитировать? — сразу спросила я. — У меня, видите ли, не запланировано вопросов об океане, а ваш ответ звучит очень красиво.
— Давайте тогда так, — предложил Джеймс. — Вы задаете вопрос, а потом я задаю вам вопрос. Это устранит элемент давления.
— И наведет меня на мысль о новых вопросах, — согласилась я, роясь в своей полной барахла, но как нужен карандаш, так фигушки, сумке. — Раз вы зашвырнули мой диктофон в Тихий океан, мне придется записывать от руки, поэтому дело будет двигаться медленно.
— Будем двигаться быстро или медленно, как вы захотите.
Я решительно отказалась краснеть.
— Ну что, Джим Джейкобе. — Я откашлялась и сделала профессиональную мину. — Поиграем в «Необитаемый остров» [10]. Ваши три любимых альбома?
— Легко и, извините, неоригинально. — Джеймс шутливо зевнул. — «Смите» одноименной группы, «Nevermind» «Нирваны» и «Другой класс» группы «Палп». Я понял, вы хотите подчеркнуть, что я из Шеффилда.
— Могли бы назвать «Деф Лепнард», — отозвалась я, торопливо записывая его ответы и прикидывая, будут ли названные альбомы в списке наиболее часто прослушиваемых на его айподе, как были бы на моем.
— Моя очередь. — Джеймс с наслаждением потянулся, не торопясь с вопросом. — Энджел Кларк, почему вас так беспокоит, что думают другие?
— Можете спросить у меня о трех любимых фильмах, — попыталась увильнуть я.
— Отвечайте, пожалуйста.
— Легко и, извините, неоригинально. — Я тоже умею тянуть время. Я собрала волосы в хвост и снова распустила. — Чужое мнение меня не беспокоит. Моя очередь.
— Неправда. — Джеймс покачал головой. — Я видел, как вы нервничали, когда возле «Пинкберри» на нас смотрели те девицы. Хотя я вам тысячу раз повторил — никто вас не уволит, вы продолжаете переживать по поводу интервью и дергаться из-за журнала. Так что не надо рассказывать, что вам все равно.
— Вы не говорили, что отвечать надо честно. — Я нервно отвела прядку, прилипшую к блеску для губ. Леди из меня… — Вы просили просто ответить на ваш вопрос, я и ответила.
— А, ну хорошо. Ваша очередь.
— О'кей, — сказала я, удивленная и обрадованная легкой победой. — Три вещи, без которых вы не можете обойтись в поездках?
— Маленький ослик, Майкл Кейн и кусачки для ногтей, — невозмутимо ответил Джейк. — Моя очередь.
— Не смешно шутите.
— Пятьдесят миллионов зрителей, смотревших мой последний фильм, с вами не согласятся.
— Я так и запишу, если не ответите серьезно.
— Сначала вы ответьте.
Я вздохнула:
— Хорошо. Да, меня несколько беспокоит мнение окружающих.
— Спасибо. Теперь объясните почему.
— Почему? Это вы мне объясните, почему вам все безразлично! Как вы можете жить словно под увеличительным стеклом? Отчего вас не бесит всеобщее внимание? Даже если вы сталкиваетесь с этим по пять раз на дню, я все равно не понимаю, как можно весело смеяться и ожидать от других такой же реакции!
Джеймс подался вперед и заправил прядь волос мне за ухо.
— Потому что все это ненастоящее, — спокойно сказал он. — Я знаю, что фотографии в Интернете — подтасовка. Близкие мне люди тоже знают, что это фикция. Все это часть специально созданного образа — даже наше интервью, как мне ни интересен сам процесс и как ни приятно гулять с вами по городу. В журнале появится статья с несуществующим героем. Ваши вопросы не имеют целью показать меня настоящего, выяснить холодные упрямые факты, поэтому ответы будут интересны лишь тем, кто хочет побольше знать об актере Джеймсе Джейкобсе, знакомом им по романтическим комедиям.
Я не знала, что сказать. В общем-то он был прав.
— Энджел, какая разница, если кто-то на улице возле этого клуба думает, что мы тут… как кролики! Мы же знаем, что это не так, вот что важно. А сайтам светских сплетен не верит даже последний дурак с одним полушарием.
— Хочется надеяться… — Я пожевала кончик ручки, глядя на барную стойку. — А можно там что- нибудь взять?
— Кто-то решил, что снимки отражают настоящее положение вещей?
Моя мать сгорела бы от стыда из-за моих манер, но
— Да.
— Ваша мама?
О Господи, а ведь этот разговор мне еще предстоит! Я тут же налила себе двойную порцию.
— Пока нет.
— Значит, бойфренд?
— Бойфренд.
Поверх водки я налила диетической колы, но места в бокале оставалось только для трети бутылочки.
