Как будто стыжусь ее. Но я не стыжусь. Я просто беспокоюсь за нее.
— Ты хочешь быть уверена, что она сама сможет о себе позаботиться?
— В том-то все и дело. Она может. У себя в комнате. Там ее территория. Только вот окружающий мир... Теперь, когда она выходит, пытается изменить свою жизнь... это страшно.
— Конечно, страшно.
Молчание.
Я сказал:
— Наверно, я буду зря сотрясать воздух, если стану напоминать тебе, что ты не можешь до бесконечности брать на себя ответственность за мать. Быть матерью для своей родительницы. Что это будет только мешать твоей собственной жизни, а
— Да, я знаю. Именно это он... конечно, это так и есть.
— Кто-то еще говорил тебе то же самое?
Она закусила губу.
— Только Ноэль. Ноэль Друкер. Это мой друг. Но не в том смысле... Просто мальчик, с которым я дружу. То есть я ему нравлюсь больше, чем просто как друг, но сама не уверена, как к нему отношусь. Я его уважаю. Он необычайно хороший человек.
— Сколько ему лет?
— Он на год меня старше. Его приняли в Гарвард в прошлом году, но он пока взял отпуск, чтобы работать и подкопить денег. У них нет денег — в семье только он и мать. Он работает всю жизнь и очень взрослый для своих лет. Но когда он начинает говорить и о моей маме, мне просто хочется сказать ему, чтобы он... замолчал.
— Ты когда-нибудь давала ему это понять?
— Нет. Он очень чувствительный. Я не хочу обижать его. И знаю, что он так говорит из добрых побуждений, — он думает обо мне.
— Уф, — сказал я, с шумом выдыхая воздух. — Ты печешься о массе людей.
— Наверно. — Она улыбнулась.
— А кто печется о Мелиссе?
— Я сама могу позаботиться о себе. — Сказано с вызовом, который вернул меня на девять лет назад.
— Знаю, что можешь, Мелисса. Но даже те, кто заботятся о других, иногда нуждаются в том, чтобы кто- то и о них позаботился.
— Ноэль пытается проявить заботу обо мне, но я ему не разрешаю. Ужасно, правда? Для него это такое разочарование. Но я должна все делать по-своему. И он просто не понимает, как все обстоит с мамой. Никто не понимает.
— Ноэль и твоя мама ладят между собой?
— Ладят — в том немногом, где им приходится иметь дело друг с другом. Она считает, что он славный мальчик. Он такой и есть. Все так думают. Если бы вы были с ним знакомы, то поняли бы почему. И он в принципе к ней хорошо относится. Но говорит, что я приношу ей больше вреда, чем пользы своей опекой. Что она выздоровеет, как только ничего другого ей не останется, — как будто это от нее зависит.
Мелисса встала и опять стала ходить по комнате. Она позволяла своим рукам опускаться на предметы, трогать их, исследовать. Делала вид, что вдруг заинтересовалась картинами на стенах.
Я спросил:
— Как мне лучше всего помочь тебе, Мелисса?
Она повернулась на одной ноге и посмотрела мне в лицо.
— Я думала, что вы, может быть, согласитесь поговорить с мамой. И сказать мне, что вы думаете.
— Ты хочешь, чтобы я оценил ее состояние? И высказал профессиональное мнение относительно того, действительно ли она сможет нормально пережить твой отъезд в Гарвард?
Она покусала губу, дотронулась до одной из сережек, откинула волосы.
— Я доверяю вашему суждению, доктор Делавэр. То, что вы для меня сделали, как помогли мне измениться, — было похоже на... волшебство. Если вы скажете, что я могу спокойно ее оставить, я так и сделаю. Так и сделаю.
Много лет назад я сам смотрел на нее как на волшебницу. Но сейчас говорить ей об этом было нельзя, она бы только испугалась.
Я сказал:
— Из нас с тобой получилась неплохая команда, Мелисса. Ты проявила тогда силу и мужество, точно так, как делаешь это сейчас.
— Спасибо. Так вы согласны?
— Я буду очень рад поговорить с твоей матерью. Если она не будет возражать. И если не будут возражать супруги Гэбни.
Она нахмурилась.
— А при чем тут они?
— Мне надо точно знать, что я не нарушаю их лечебный план.
— Ладно, — сказала она. — Будем надеяться, что она не создаст вам проблем.
— Доктор Урсула?
— Угу.
— Есть основания полагать, что она может попытаться?
— Нет. Просто она... Она любит всем руководить. Я не могу отделаться от мысли, что она
— Что за секреты?
— Я не знаю, — ответила она. — В том-то все и дело. Я ничем не могу этого подтвердить — просто я что-то чувствую. Знаю, что это звучит странно. Ноэль говорит, что я больна паранойей.
— Это никакая не паранойя, — возразил я. — Ты очень любишь свою маму, ты уже много лет заботишься о ней. Было бы противоестественно, если бы ты просто...
Ее напряжение улетучилось. Она улыбнулась.
Я шутливо заметил:
— Ну вот, я опять за свое, не так ли?
Она чуть не рассмеялась, но остановилась в смущении. И я предложил:
— Позвоню сегодня доктору Урсуле, и посмотрим, что она скажет. Согласна?
— Согласна. — Она подошла ближе и записала для меня номер телефона клиники.
Я сказал:
— Ты держись там, Мелисса. Мы с этим справимся.
— Я очень надеюсь. Вы можете звонить мне по личному телефону — номер у вас есть, вы мне вчера звонили.
Она вернулась к кофейному столику, торопливо подобрала свою сумочку и теперь держала ее перед собой, на уровне талии.
Дополнительная защита.
Я спросил:
— У тебя еще что-нибудь?
— Нет, — ответила она, бросив взгляд на дверь. — Вроде бы мы о многом успели поговорить, верно?
— Нам многое пришлось наверстывать.
Мы дошли до двери.
Она повернула ручку и сказала:
— Ну, еще раз спасибо, доктор Делавэр.
Голос звучит сдавленно. Плечи напряжены. Она уходит более скованной, чем пришла.
Я рискнул:
— Ты уверена, что больше ни о чем не хочешь поговорить, Мелисса? Спешить некуда. У меня масса
