– Так что в один прекрасный день он выдвинет свою кандидатуру в президенты. Ты знаешь, что превысил скорость на двадцать миль?
– Если я нарвусь на штраф, ведь ты сможешь замять это дело, правда? Ты опять настоящий полицейский.
– Ага.
– Как это тебе удалось?
– Никак. Когда я пришел к заместителю начальника, Хененгард был уже там. Он сразу же вцепился в меня, потребовал, чтобы я объяснил, почему слежу за ним. Я подумал и решил сказать правду – а что мне оставалось делать? Притвориться, что меня не так-то легко напугать и дать департаменту возможность упомянуть меня в сводке за неправильное использование рабочего времени и оборудования? Потом вдруг он начинает засыпать меня вопросами о семье Джонсов. Все это время заместитель начальника сидит за своим столом и не произносит ни единого слова, и я подумал: вот теперь все, начинай думать о частном предприятии. Но, как только я закончил, Хененгард поблагодарил меня за сотрудничество и сказал: это безобразие, что при современном состоянии преступности парень с таким опытом, как у меня, сидит перед экраном, вместо того чтобы заниматься настоящим делом. Заместитель начальника выглядел так, как будто только что втянул через соломинку свиное дерьмо, но помалкивал. Хененгард спросил, могут ли меня подключить к его расследованию – осуществлять связь лос-анджелесского департамента полиции с федеральной службой. Заместитель начальника весь скорчился и сказал: конечно, в планах департамента всегда стоял вопрос о возвращении меня обратно на активную службу. Мы вышли из офиса вместе с Хененгардом, и, как только оказались наедине, он заявил, что ему плевать на меня лично, но вот-вот должно разразиться дело Джонсов, которое он ведет, и мне лучше не становиться поперек дороги, когда он будет готов нанести смертельный удар.
– Смертельный удар? Ничего себе.
– Добрая душа, должно быть, не носит натуральные меха... Потом он добавил: «Вероятно, мы сможем заключить сделку. Не сорвите мое дело, и я помогу вам». И он рассказал, что от Стефани ему известно о Кэсси, но он ничего не делал потому, что не было достаточных доказательств, может быть, теперь они появились.
– Отчего же вдруг так внезапно?
– Возможно, оттого, что он подошел достаточно близко, чтобы накрыть дедушку, и не возражал бы погубить всю семью. Меня также не удивит, если на каком-то уровне сознания он доволен, что Кэсси страдает, – проклятие семьи Джонсов. Он действительно ненавидит их, Алекс... С другой стороны, чего бы мы достигли без него? Поэтому давай используем все, что можем с него взять, и посмотрим, что из этого выйдет. Как тебе мой костюм?
– Классно, Бен Кейси.
– Ага. Сделай фотографию. Когда все закончится.
Движение на экране.
Опять ничего.
Моя шея затекла. Не отрывая взгляда от монитора, я переменил положение.
Хененгард продолжал заниматься своим «домашним заданием». Прошло уже несколько часов с тех пор, как он последний раз обратил на меня внимание.
Время текло до жестокости медленно.
Опять движение.
Что-то затенило один угол экрана. Верхний правый.
Затем долгое время опять ничего.
Затем...
– Эй! – проговорил я.
Хененгард взглянул поверх своей бумаги. Ему было скучно.
Тень росла. Светлела.
Приобрела форму. Белая, но пока неясная.
Морская звезда... человеческая рука.
Что-то зажато между большим и указательным пальцами.
Хененгард выпрямился.
– Начинайте! – воскликнул я. – Вот же она!
Он улыбнулся.
Рука на экране продвигалась вперед. Становилась больше. Большая, белая...
– Давайте же! – не унимался я.
Хененгард отложил свои бумаги.
Рука дернулась... ткнулась во что-то.
Казалось, что Хененгард любуется этой картиной.
Он посмотрел на меня так, будто я прервал потрясающий сон.
Предмет, зажатый между пальцами, что-то нащупывал.
Улыбка Хененгарда растянулась под его маленькими усиками.
– Будь ты проклят! – проворчал я.
Он взял маленький черный радиопередатчик и поднес его ко рту.
– Цель появилась.
Рука находилась уже у счетчика аппарата для внутривенного вливания. Предмет, зажатый между пальцами, нащупывал резиновое входное отверстие.
Предмет с острым концом.
Белый цилиндр, очень похожий на ручку. Сверхтонкая игла.
Она ткнулась в резину, как птица, клюющая червяка.
Погрузилась...
– Давай! – скомандовал по радио Хененгард.
Только позже я понял, что он пропустил команду «Приготовиться!».
32
Он кинулся к двери, но я рванул задвижку и выскочил первым. Годы бега трусцой и занятия на тренажере в конце концов принесли пользу.
Дверь палаты 505W уже была распахнута.
Кэсси лежала на спине в своей кроватке и дышала через рот.
Сон после припадка.
Закутана до самой шеи. Трубки аппарата внутривенного вливания вились из-под одеяла.
Синди тоже спала – она лежала на животе, одна рука свисала с кровати.
Майло стоял около стойки аппарата. Зеленый хирургический костюм висел на нем, как мешок. Больничный пропуск был приколот к рубашке. «М. Б. Стерджис, доктор медицины». Лицо на фото было сердитым, похожим на медвежье.
Настоящее его лицо было лицом полицейского-стоика. Одной рукой он обхватывал кисть Чипа Джонса. Другой заламывал руку Чипа за спину. Тот вскрикнул от боли.
Майло не обратил на это внимания и зачитал мужчине его права.
Чип был одет в спортивный костюм цвета верблюжьей шерсти, коричневые замшевые кроссовки с кожаными косыми полосами. От захвата Майло его спина выгнулась, глаза расширились и сверкали – в них был ужас.
Именно этот страх вызвал у меня желание убить его.
Я подбежал к кровати и проверил счетчик аппарата. Запечатан суперклеем Крейзи. Это была идея Стефани.
Ничего из того, что находилось в колбе аппарата, не попадало в кровь Кэсси. Изобретательно, но не без риска. Несколькими секундами позже Чип почувствовал бы нагнетание давления в шприце. И понял бы все.
Майло уже надел на него наручники. Чип начал было плакать, но перестал.
Хененгард облизнул губы и сказал:
– Ты засыпался, младший.