Мать: острая на язык беззаветная радетельница общественного блага, считавшая Эндрю не по годам развитым ребенком, впадала в отчаяние от его неудач в учебе, объясняя их дурной системой школьного образования – учителя не в силах заинтересовать одаренного мальчика.
Никаких других родственников – так будет проще.
Бедный Эндрю...
В шесть утра в кабинет вошла Робин.
– Что случилось, милый?
– Ничего. В чем дело?
– Ты выглядишь... как-то странно.
– Как странно?
– Не знаю. – Робин ласково положила ладонь мне на шею. – Устал?
– Нет, я в полном порядке.
– Алекс, ты
– Пару часов.
Тихо подкрался Спайк. Обычно он пытается лизнуть меня.
– Привет, – бросил ему я.
Пес задрал голову, посмотрел мне в глаза и поплелся к двери.
Глава 41
Вечером во вторник, в самом начале двенадцатого, Даниэл сидел в машине на автостоянке у бульвара Венеции, где должен был встретиться с Жене – ушедшим на пенсию бывшим капитаном полиции Юджином Брукером. Стоянку эту он приметил еще днем, возвращаясь из квартиры Уилсона Тенни, расположенной в соседнем унылом, потрескавшемся после землетрясения здании.
Жившей на первом этаже мексиканке-домоправительнице Шарави, одетый в костюм с галстуком, представился инспектором страховой компании. Текст на визитке подтверждал это.
Бывший парковый служащий, объяснил Даниэл, обратился в компанию с требованием возместить ущерб, причиненный землетрясением, поэтому сейчас необходимо убедиться в том, что мистер Тенни действительно проживал здесь во время стихийного бедствия.
– Проживал, – тягуче произнесла мексиканка и смолкла.
– Долго?
– Пару лет. – Женщина пожала плечами.
– Он был спокойным жильцом?
– Вел себя тихо, платил вовремя.
– То есть хлопот не причинял?
– Нет. По правде говоря, я его почти не помню. – Дверь закрылась.
Проверка прошлого Тенни тоже не дала ничего нового. За медицинской помощью не обращался, в клиниках не лежал, записей о нарушениях правил движения нет, как нет и намеков на какую-либо противозаконную деятельность.
Даниэлу пришлось полдня изобретательно лгать в различных учреждениях – с целью убедиться в том, что в радиусе ста миль от города Тенни никуда не обращался с просьбами о социальной помощи, не пытался устроиться на работу ни в одном городке, округе или в разбросанных тут и там зеленых массивах парков и природных заказников.
Значит, он уехал или просто исчез.
И все-таки что-то с парнем было не в порядке, так подсказывала Шарави интуиция. А как еще назвать это чувство? Неясное и смутное, о котором он никогда не говорил с коллегами. Но не принимать его в расчет было бы глупо.
Во-первых, Даниэл знал: Тенни – индивидуалист-одиночка, ему нет деда до инструкций и правил. Читал книжки в рабочее время. Подчеркивал, что он – белый. Сложить все это вместе, и получится определенный тип личности.
Второе: фургон. Перед глазами неотвязно стояла картина того, как Рэймонда Ортиса затаскивают в распахнутую дверцу фургона.
С того дня, как Тенни вышвырнули из парка, машины никто не видел. А вышвырнули его вскоре после исчезновения мальчика.
Залитые кровью кроссовки...
Зеву Кармели он не сказал о Тенни ни слова.
Дипломат звонил Шарави ежедневно между пятью и восемью часами вечера, выходя из себя, если не заставал Даниэла на месте, даже зная, что тот занят делом Айрит и ничем больше.
Сегодня звонок застал Шарави в тот момент, когда он сидел в кухне перед включенным сканером и готовил себе сандвич с тунцом.
– Они делятся с тобой информацией?
– Мы работаем вместе.
